– Пустую бутылку я нашёл буквально в двух шагах от барсуковской усадьбы. На следующий день после трагического случая с Отто Германовичем я прежде, чем отправиться опрашивать местных аптекарей, обошёл усадьбу с той стороны, где расположен вольер с собаками. Оказалось, что перелезть через забор в том месте не так уж и сложно, а перепрыгнуть с него на крышу вольера – ничего не стоит. Там, от силы, два аршина. На крыше я нашёл отбитое горлышко бутылки. Видно тому, кто поджидал бедного Отто с палкой в руках, было недосуг возиться, и он просто отбил горлышко. Может быть, той же самой палкой.
– Что за палка-с?
– Та, которой, убийца сверху отодвинул засов, сидя на крыше вольера. И когда Отто Германович приблизился достаточно близко, ничего не подозревая, преступник вылил на него бутылку водки. Всем жителям и гостям дома было известно, что барсуковские псы ненавидят запах спирта. Отто Германович и так был сильно пьян, я могу лично подтвердить это, но преступник сделал нападение собачьей своры неминуемым, облив немца водкой.
– М-м-м, так вот оно что, – задумчиво промычал Утёсов. – Его одежда действительно была пропитана водкой.
– Да. Палку и бутылку убийца кинул в заросли. И это было очень неблагоразумно с его стороны – оставлять улики на месте преступления.
– Вы говорили, что крики раздались почти сразу же, как Мыслевская покинула вашу комнату. Торопин был в этот момент дома. Значит, эти двое вне подозрений-с?
– Я посмотрю, Лев Борисович, вы отчаянно верите в то, что убийцей не может быть женщина.
– Женщина не могла бы переодеться в мужчину настолько убедительно. Все аптекари твёрдо уверены, что яд у них пытался приобрести господин, а вовсе не дама-с. Хотя, конечно, отравления – чисто женский способ убийства. Не будем забывать, что убийц двое, и одним из них должен быть мужчина с русыми волосами, – Утёсов замолчал и вздохнул.
– Светилин тоже к тому времени уже покинул дом.
– Как? Я помню, что видел его той ночью.
– Он вернулся как раз в то время, когда псы напали на Отто Германовича. Марфа видела, как он вернулся за шляпой. А потом началась вся эта суматоха, послали за Торопиным, вами, и ему пришлось остаться.
– Уже совсем рассвело. Пожалуй, нам нужно немного вздремнуть. Вы к обедне пойдёте?
– Да. Но только не в барсуковскую церковь, – вяло улыбнулся Александр Константинович. – Сегодня же вечером я собираюсь покинуть этот город. Лев Борисович, вы могли бы собрать в усадьбе всех ваших подозреваемых к четырём часам? Я желаю в их присутствии озвучить сведения, которые помогут установить личность убийцы.
– Как неожиданно-с. Отчего же вы решили так срочно уехать?
– Мне здесь больше делать нечего. Лев Борисович, так вы выполните мою просьбу?
– Да-да, конечно же.
Столичный аристократ поблагодарил следователя за услугу и, попрощавшись, отправился в предоставленную ему комнату. Лев Борисович остался в одиночестве и вскоре задремал прямо в кресле.
Глава восемнадцатая
Последний день в барсуковской усадьбе
Денёк выдался необыкновенно тёплым для конца сентября, и Роман Михайлович распорядился об обеде под открытым небом. Тут, правда, произошла заминка. Слуги, побаивающиеся гнева Надежды Михайловны, не спешили выполнять приказаний нового хозяина. Благоприятному исходу нового конфликта домочадцы должны быть благодарны Михаилу Михайловичу, повторившему пожелание младшего брата. Ещё одним распоряжением Романа Михайловича стала установка бюста отца во дворе. Наличие поблизости бронзового надменного Барсукова вызвало смешанные чувства у домочадцев, но никто не произнёс ни одного замечания по этому поводу. После того, как немногословная трапеза закончилась, в усадьбу прибыл господин Утёсов в сопровождении своего помощника и двух городовых.
Когда стрелки часов Льва Борисовича показывали половину четвёртого, граф Соколовский размеренно шагал по липовой алле, приближаясь к двухэтажному дому с колоннами. Он решил обойти его слева, чтобы немного потянуть время. Приближаясь к беседке, он стал невольным свидетелем ссоры между отцом и сыном. Михаил Михайлович, теряя свойственную ему сдержанность, кричал и злобно размахивал руками. Молодой Павел занимал позицию обороны, сцепив руки за спиной.
– Я этого никогда не позволю, никогда! Смерть папы ничего не меняет, запомни! – размахивал кулаками Барсуков-старший.
Павел Михайлович стоял к графу спиной, и поэтому ответных слов Александр Константинович не расслышал. Но, видимо, ответ Павла стал слишком дерзким и грубым. Слова юноши озлобили отца, пальцы сами сжались в кулак, он не сдержался и ударил сына по лицу. Графу стало неловко, и он поспешил удалиться, в этот момент его и заметил Михаил Михайлович.
– Александр Константинович, постойте, – старший сын покойного Барсукова подбежал к графу и, взяв за локоть, заставил остановиться. – Вы слышали мой разговор с сыном?
– Я бы не назвал это разговором, – горько улыбнулся сыщик, убирая со своего рукава пальцы фабриканта. – Но да, я всё видел. К сожалению.