Граф Соколовский и разыгранное убийство

– Почему же вы не арестовали его сразу?

– Потому что почти у всех вас была возможность подсыпать яд в чай Барсукова. И служанка не могла сказать наверняка, что добавил управляющий – сахар, яд или какое-нибудь лекарство. К тому же наличие цианида в пище оставалось бы тогда без объяснений.

– Яд в пище? – изумился граф.

Впервые за всё время их беседы Соколовский задумался о безошибочности своей версии убийства.

– Да. Я не сказал вам об этом во время нашей встречи у суда. Простите, но мне хотелось самому раскрыть это дело. Для меня это стало делом чести-с. Анализ показал, что яд содержался не только в кружке с чаем, но и в картошке с рыбой, которую ел Барсуков. Теперь мне стало ясно, – Утёсов опустошил бокал и наполнил его коньяком снова. – Мы имеем дело с двойным убийством. Первый убийца подменил управляющему пузырёк со снотворным, а другой, не зная о первом, внёс яд в пищу. И я знаю, кто был первым убийцей – Торопин. Он изначально дал немцу не снотворное, а цианид.

– Лев Борисович, ваша версия может рухнуть после свидетельских показаний Светилина. Дело в том, что в понедельник вечером он приходил к Отто Германовичу за снотворным. И если немец дал ему пузырёк, полученный от Торопина, то в нём не могло быть яда. Иначе мы бы столкнулись с первой жертвой цианида ещё во вторник утром. У вас сохранились осколки того пузырька?

– Да.

– Прошу, возьмите их завтра с собой, когда поедете к Барсуковым.

– Не понимаю, для чего вам понадобилось проделывать этот цирк с осколками-с. И зачем было скрывать про пузырёк, найденный Аней?

– Виноват-с, – улыбнулся граф. – Однако вы ведь тоже не рассказали мне всё. Даже до сих пор не рассказываете.

Елецкий следователь наконец-то рассказал графу о результатах анализов образцов цианида, полученных от Соколовского. В обоих пузырьках, конечно же, оказался яд. Но в пузырьке, который нашла Марфа, содержался совершенно чистый цианид. В пузырьке Отто Германовича содержались посторонние примеси, и придававшие сероватый оттенок порошку. Лев Борисович признался, что первым делом полицией были допрошены все аптекари, провизоры и торговцы, у которых можно было приобрести цианид. Почти месяц назад у одного из них юный Павел Михайлович приобрёл стрихнин. Этот же аптекарь продал странному посетителю и цианистый калий. Многие тоже припомнили странного посетителя с фальшивой бородой, одетого в пальто со стоячим воротником, приходившего недели две назад.

– А так же на нём были очки и чёрный парик, из-под которого выглядывали светло-русые волосы?

– Точно так-с. Русые волосы у Михаила Михайловича и его сына, – сказал Утёсов. – Хоть Торопин тоже русый, но ему не зачем было таскаться по аптекам в поисках яда.

– Заметьте, вы исключили Екатерину Марковну.

– Она же женщина. Она не смогла бы сыграть мужчину.

– Понятно. А скажите, дорогой Лев Борисович, откуда вам известно, что Аннушка и Павел влюблены?

– Она сама в этом призналась. Когда после пропажи драгоценностей мы обыскали весь дом, в её сундучке была найдена баночка со стрихнином-с. Я запугал её, будто именно этим ядом был отравлен её хозяин. Она не выдержала и во всём созналась. Покойный был резко против такого выбора внука и собиралась разлучить их-с. Павел планировал сбежать вместе со своей возлюбленной. Аня до ужаса боится своего хозяина, и в случае неудачи была готова отравиться.

– Она хотела покончить с собой?!

– Если бы убежать не удалось, она бы отравилась стрихнином. Дальнейшая её жизнь стала бы невыносимой, по её словам-с.

– Бедная, бедная девочка, – сокрушённо покачал головой граф.

Со стороны Утёсова последовали ещё пара скромных признания. Елецкий следователь признался графу, что историю о разыгранном убийстве услышал впервые от Соколовского. После этого он телеграфировал в редакции журналов и газет, опубликовавших статьи об убийстве Барсукова в первый же день после его смерти. Утёсову удалось выяснить, что к ним сообщения о трагической смерти фабриканта попали ещё вечером, до того, как начался ужин в барсуковском доме. Отто Германович сильно спешил оповестить газетчиков и создать шум вокруг трагедии, которая, по расчётам Михаила Аристарховича, не должна была стать реальностью.

– Мне так не хотелось, чтобы вы стали чувствовать себя бегущим впереди следствия-с, – сокрушался Лев Борисович, наполняя бокал светло-карим коньяком. – Потом я прижал этого Торопина, и он всё подтвердил. Я так надеялся допросить управляющего, но он долгое время не приходил в сознание. И вот, когда мне наконец-то удалось прорваться через заслон врачей, он сумел написать лишь «Граф С». Простите, меня ещё раз за мою заносчивость.

– Ох, дорогой мой друг, вам не стоит так переживать. Я поступил отнюдь не лучше вас и утаил от следствия важную улику.

При этих словах граф вынул из кармана измятый клочок какой-то бумажки. Это была этикетка «Казённое вино столовое»¹⁶. Из информации, напечатанной на грязно-голубой бумаге, стало ясно, что когда-то эта этикетка красовалась на бутылке вина крепостью 40%, стоившей тринадцать с половиной копеек.