Графиня де Монсоро

— И, наконец, остались ли какие-нибудь деньги в наших сундуках или в сундуках у евреев? Деньги были бы весьма кстати, нам обязательно нужно поразвлечься, разрази меня гром! Жизнь невыносимо скучна.

И Шико жадно набросился на подрумяненные ломтики мясного паштета, лежавшие на блюде.

Король рассмеялся, все подобные сцены неизменно заканчивались королевским смехом.

— Расскажи-ка, — попросил он, — где ты был и что ты делал все это время?

— Я, — отвечал Шико, — составлял проект маленькой процессии в трех действиях.

Действие первое: кающиеся, одетые только в рубашки и штаны, поднимаются из Лувра на Монпарнас, по пути таская друг друга за волосы и обмениваясь тумаками.

Действие второе: те же самые кающиеся, оголившись до пояса, спускаются с Монмартра к аббатству святой Женевьевы, по пути усердно бичуя себя четками из терновых игл.

Действие третье: наконец, те же самые кающиеся, совсем нагишом, возвращаются из аббатства святой Женевьевы в Лувр, по пути ревностно рассекая друг другу плечи ударами плеток, хлыстов и бичей.

Поначалу я еще задумал ввести как неожиданную перипетию прохождение процессии по Гревской площади, где палачи сожгут кающихся, всех — от первого до последнего. Однако потом сообразил, что Всевышний, наверное, сохранил там, у себя, наверху, малость содомской серы и немного гоморрской смолы, и не захотел лишать Его удовольствия лично заняться поджариванием грешников.

Итак, господа, в ожидании сего великого дня давайте развлекаться.

— Погоди, расскажи сначала, чем ты занимался, — сказал король. — Знаешь ли ты, что я приказал разыскивать тебя во всех притонах Парижа?

— А Лувр ты хорошенько обыскал?

— Должно быть, какой-то распутник держал тебя взаперти, мой друг.

— Это невозможно, Генрих, ведь ты собрал у себя в Лувре всех распутников королевства.

— Значит, я ошибаюсь?

— Э, Бог мой! Конечно, ошибаешься. Впрочем, как всегда и во всем.

— В конце концов выяснится, что ты отбывал покаяние.

— Вот именно. Я ударился было в религию — хотелось просмотреть, что это такое, и, ей-Богу, сыт ею по горло. Хватит с меня монахов. Фу! Грязные скоты!

В эту минуту в комнату вошел господин де Монсоро и почтительно отвесил королю глубокий поклон.

— Ах, вот и вы, господин главный ловчий, — сказал Генрих. — Когда же вы угостите нас увлекательной охотой?

— Когда будет угодно вашему величеству. Я получил известие, что в Сен-Жермен-ан-Лэ полно кабанов.

— Кабан — опаснейший зверь, — сказал Шико. — Помнится, король Карл Девятый чуть не погиб, охотясь на кабана, а потом, копье — такое грубое оружие, что обязательно натрет мозоли на наших маленьких ручках. Не так ли, сын мой?

Монсоро косо посмотрел на Шико.

— Гляди-ка, — сказал гасконец, обращаясь к Генриху, — совсем недавно твой главный ловчий встретил волка.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что, подобно облакам поэта Аристофана, он сохранил что-то волчье в своем лице, особенно в глазах. Просто поразительно!

Монсоро обернулся и, бледнея, сказал Шико:

— Господин Шико, я редко бываю при дворе и не привык иметь дело с шутами, но предупреждаю вас, что не люблю, когда меня оскорбляют в присутствии моего короля, особенно если речь идет о моей службе ему.

— Оно и видно, сударь, — ответил Шико, — вы полная противоположность нам, людям придворным; потому-то мы так и смеялись над последней шуткой короля.

— Над какой это шуткой? — спросил Монсоро.

— Над тем, что он назначил вас главным ловчим. Видите ли, если мой друг Генрих и менее шут, чем я, то дурак он куда больше моего.

Монсоро бросил на гасконца грозный взгляд.

— Ну-ну, — примирительно сказал Генрих, почувствовав, что в воздухе запахло ссорой, — поговорим о чем-нибудь другом, господа.

— Да, — сказал Шико, — поговорим о чудесах, творимых Шартрской Богоматерью.

— Шико, не богохульствуй, — строго предупредил король.

— Мне, богохульствовать? Мне? — удивился Шико. — Полно, ты принимаешь меня за человека церкви, а я человек шпаги. Напротив, это я должен кое о чем тебя предупредить, сын мой.

— О чем именно?

— О том, что ты ведешь себя по отношению к Шартрской Богоматери как нельзя более невежливо.

— С чего ты это взял?

— В этом нет сомнения: у Святой Девы две рубашки, они привыкли лежать вместе, а ты их разъединил. На твоем месте, Генрих, я бы соединил рубашки, и тогда у тебя будет хоть основание надеяться на чудо.

Этот довольно грубый намек на отдаление короля от королевы вызвал смех у придворных.

Генрих потянулся, потер глаза и тоже улыбнулся.

— На этот раз, — проговорил он, — наш дурак дьявольски прав.

И переменил разговор.

— Сударь, — шепотом сказал Монсоро, обращаясь к Шико, — не угодно ли вам, не привлекая ничьего внимания, подождать меня вон там, в оконной нише?

— Как же, как же, сударь, — сказал Шико, — с превеликим удовольствием.

— Хорошо, тогда отойдем туда.

— С вами готов идти хоть в самую чащу леса, сударь.