И в то время как Келюс с насмешливым видом брал перо из рук графа де Монсоро и не только присутствующая знать, но и все главы цехов, созванные для этого важного события, спешили подписаться ниже короля или на отдельных листах, продолжением которых должны были стать книги, где накануне всякий — великий ли, малый ли, знатный или простолюдин — смог подписать свое имя, все полностью, — в это самое время король сказал герцогу де Гизу:
— Дорогой кузен, насколько припоминаю, это вы считали, что для защиты нашей столицы следует создать хорошую армию из всех сил Лиги? Армия создана надлежащим образом, ибо естественный полководец парижан — король.
— Разумеется, государь, — ответил герцог, не очень понимая, куда клонит Генрих.
— Но я не забываю, — продолжал король, — что у меня есть и другая армия, которой нужен командующий, и что этот пост принадлежит по праву первому воину королевства. Пока я тут буду командовать Лигой, вы отправляйтесь командовать армией, кузен.
— Когда я должен отбыть? — спросил герцог.
— Тотчас же, — сказал король.
— Генрих, Генрих! — воскликнул Шико, которому лишь этикет помешал ороситься к королю и прервать его на полуслове, как ему хотелось.
Но так как король не услышал восклицания Шико, а если и услышал, то не понял его, гасконец с почтительным видом, держа в руке огромное перо, стал пробираться через толпу, пока не оказался возле короля.
— Да замолчишь ты, наконец, простофиля! — шепнул он Генриху.
Но было поздно.
Король, как мы видели, уже объявил герцогу де Гизу о его назначении и теперь, не обращая внимания на знаки и гримасы гасконца, вручил герцогу заранее подписанный патент.
Герцог де Гиз взял патент и вышел.
Кардинал ждал его у дверей залы, герцог Майенский ждал их обоих у ворот Лувра.
Они тотчас же вскочили на коней, и не прошло и десяти минут, как все трое были уже вне пределов Парижа.
Остальные участники церемонии тоже постепенно разошлись. Одни кричали: “Да здравствует король!”, другие — “Да здравствует Лига!”
— Как бы там ни было, — сказал, смеясь, Генрих, — я решил трудную задачу.
— О, конечно, — пробормотал Шико, — ты отличный математик, что и говорить!
— Вне всякого сомнения, — продолжал король. — Заставив этих мошенников кричать противоположное, я, в сущности, достиг того, что они кричат одно и то же.
— Sta bene[43]
,— сказала Генриху королева-мать, пожимая ему руку.— Верь-то верь, да на крюк запирай дверь, — сказал гасконец. — Она в бешенстве: ее Гизы чуть не в лепешку расплющены этим ударом.
— О! Государь, государь, — закричали фавориты, толпой бросаясь к королю, — как вы замечательно это придумали!
— Они воображают, что золото посыплется на них как манна небесная, — шепнул Шико королю.
Генриха торжественно проводили в его покои. В сопровождавшем короля кортеже Шико исполнял роль античного хулителя, преследуя своего господина сетованиями и попреками.
Настойчивость, с которой Шико старался напомнить полубогу этого дня, что он всего лишь человек, до такой степени удивила короля, что он отпустил всех и остался наедине с шутом.
— Да будет вам известно, мэтр Шико, — сказал Генрих, оборачиваясь к гасконцу, — что вы никогда не бываете довольны и что это становится просто невыносимым! Черт возьми! Я не сочувствия от вас требую, я требую от вас здравого смысла.
— Ты прав, Генрих, — ответил Шико, — ведь тебе его больше всего не хватает.
— Согласись, по крайней мере, что удар был нанесен мастерски.
— Как раз с этим я и не хочу соглашаться.
— А! Ты завидуешь, господин французский король!
— Я?! Боже упаси! Для зависти я мог бы выбрать что-нибудь получше.
— Черт подери! Господин критикан!..
— О! Что за необузданное самомнение!
— Послушайте, разве не я король Лиги?
— Конечно, это неоспоримо, ты ее король. Но…
— Но что?
— Но ты больше не король Франции.
— А кто же тогда король Франции?
— Все, кроме тебя, Генрих, и прежде всего — твой брат.
— Мой брат! О ком ты говоришь?
— О герцоге Анжуйском, черт побери!
— Которого я держу под арестом?
— Да, потому что хотя он и под арестом, но он помазан на престол, а ты — нет.
— Кем помазан?
— Кардиналом де Гизом. Слушай, Генрих, я все же советую тебе заняться твоей полицией, совершается помазание короля — в Париже, в присутствии тридцати трех человек, прямо в часовне аббатства святой Женевьевы, и ты ничего об этом не знаешь.
— Господи, Боже мой! А ты об этом знал, ты?
— Разумеется знал.
— Как же ты можешь знать то, что неизвестно мне?
— Батюшки! Да потому что твоя полиция — это господин де Морвилье, а моя — я сам.
Король нахмурил брови.
— Итак, один король Франции у нас уже есть, не считая Генриха Валуа, — это герцог Анжуйский, а кроме него, мы еще имеем… постой-ка, постой… — сказал Шико, словно припоминая, — мы еще имеем герцога де Гиза.
— Герцога де Гиза?
— Герцога де Гиза, Генриха де Гиза, Генриха Меченого. Итак, повторяю, мы еще имеем герцога де Гиза.
— Хорош король, нечего сказать: король, которого я изгнал, которого я сослал в армию!