Графиня Де Шарни

– Господин Жильбер! Вполне возможно, что мы расходимся не только во взглядах на монархию, но и во многом другом… Я думаю, что король – это человек, который не просто говорит: «Я не желаю!», главным образом он говорит: «Я хочу!»

Королева намекала на вето, до крайности обострившее положение вещей.

– Да, ваше величество, – согласился Жильбер, – по-вашему, это человек, который мстит за себя.

– Это человек, который защищается, господин Жильбер! Ведь вы знаете, что нам публично угрожали: на нас собираются совершить вооруженное нападение. Существуют, как утверждают, пятьсот марсельцев под предводительством некоего Барбару, и эти люди поклялись на развалинах Бастилии, что не вернутся в Марсель, пока не разобьют лагерь на руинах Тюильри.

– Я действительно об этом что-то слышал, – кивнул Жильбер.

– И это вас не развеселило, сударь?

– Нет, я испугался за вас и за короля, ваше величество.

– И потому вы пришли предложить нам отречься от престола и отдать себя на милость господина Барбару и его марсельцев?

– Ах, ваше величество, если бы король мог отречься, и, пожертвовав короной, спасти жизнь себе, вам и вашим детям!

–..То вы посоветовали бы ему это, не так ли, господин Жильбер?

– Да, ваше величество, я на коленях умолял бы его об этом!

– Господин Жильбер! Позвольте вам заметить, что вы непоследовательны в своих взглядах.

– Эх, ваше величество! – горестно вздохнул Жильбер. – Мои-то взгляды меняются… Будучи предан моему королю и отечеству, я бы хотел, чтобы король и Конституция достигли согласия; этим желанием, а также преследующими меня разочарованиями и были продиктованы советы, которые я имел честь давать вашему величеству.

– Какой же совет вы хотите дать теперь, господин Жильбер?

– Никогда еще вы не были так близки к тому, чтобы ему последовать, как в настоящий момент, ваше величество.

– Ну-ну, посмотрим!

– Я вам советую бежать.

– Бежать?!

– Вам отлично известно, ваше величество, что в этом нет ничего невозможного; никогда еще у вас не было для этого более благоприятных условий.

– Продолжайте, прошу вас.

– Во дворце – около трех тысяч человек.

– Почти пять тысяч, сударь, – самодовольно усмехнувшись, поправила его королева, – и еще столько же готовы примкнуть к нам по первому знаку.

– Вам нет нужды подавать знак, который может быть перехвачен вашими врагами: пяти тысяч человек будет вполне довольно.

– И что же, по вашему мнению, господин Жильбер, нам следует делать с этими пятью тысячами?

– Окружить ими себя, короля и ваших августейших детей; выйти из Тюильри в такое время, когда этого менее всего ждут; в двух милях отсюда сесть на коней, добраться до Гайона, до Нормандии, а там вас уже будут ждать.

– Иными словами, отдать себя в руки господина де Лафайета.

– Да, ваше величество, в руки человека, доказавшего вам свою преданность.

– Нет, сударь, нет! С нашими пятью тысячами человек, а также с другими пятью тысячами, готовыми прийти нам на помощь по первому нашему знаку, я предпочитаю предпринять нечто иное.

– Что вы собираетесь делать?

– Подавить мятеж раз и навсегда.

– Ах, ваше величество, ваше величество! Значит, он был прав, когда говорил, что вы обречены.

– Кто?

– Человек, имя которого я не осмеливаюсь повторить, ваше величество; тот самый человек, который уже трижды имел честь с вами говорить.

– Молчите! – побледнев, вскрикнула королева. – Кто-то пытается заставить солгать этого дурного пророка!

– Ваше величество, боюсь, что вы заблуждаетесь.

– Так, по-вашему, они посмеют нас атаковать?

– Общественное мнение склоняется именно к этому.

– И они полагают, что им удастся сюда ворваться силой, как двадцатого июня?

– Тюильри – не крепость.

– Нет; однако если вы соблаговолите пройти за мной, господин Жильбер, я вам покажу, что некоторое время нам удастся продержаться.

– Мой долг – следовать за вами, ваше величество, – с поклоном отвечал Жильбер.

– Ну, так идемте! – приказала королева. Она подвела Жильбера к центральному окну, тому самому, что выходит на площадь Карусели, откуда открывался вид не на обширный двор, который простирается сегодня вдоль всего фасада дворца, а на три небольших внутренних дворика, отгороженных стенами, которые существовали в те времена; дворы носили следующие названия: перед павильоном Флоры – двор Принцев, центральный – двор Тюильри, а тот, что граничит в наши дни с улицей Риволи, – Швейцарский дворик.

– Взгляните! – молвила она.

Жильбер увидел, что стены усеяны узкими бойницами и могли бы служить первой линией укреплений гарнизону, который через эти бойницы расстреливал бы народ.

Когда эта линия укреплений будет захвачена, гарнизон переместится не только в Тюильрийский дворец, все двери которого выходят во двор, но и в расположенные под углом флигели; таким образом, если бы патриоты ворвались во двор, они были бы обстреляны с трех сторон.

– Что вы на это скажете, сударь? – спросила королева. – Стали бы вы теперь советовать господину Барбару и пятистам его марсельцам ввязываться в это дело?