Госпожа Робер устремилась вперед; Люсиль подняла голову; г-жа Дантон застыла в неподвижности.
Это вернулся Дантон.
– Один! – вскричала г-жа Робер.
– Успокойтесь! – молвил Дантон. – До завтра ничего не произойдет.
– А Камилл? – спросила Люсиль.
– А Робер? – подхватила мадмуазель де Кералио.
– Они в Клубе кордельеров, составляют призывы к солдатам. Я пришел вас успокоить и сообщить, что нынче ночью ничего не произойдет, а в доказательство я ложусь спать.
И он действительно бросился, не раздеваясь, на кровать, а пять минут спустя уже спал так, будто в эту минуту не решалась судьба монархии и не стоял вопрос о ее жизни и смерти.
В час ночи вернулся Камилл.
– Я пришел сообщить вам новости о Робере, – доложил он, – Робер понес в коммуну наши прокламации… Не беспокойтесь, это произойдет завтра, да и то еще!..
Камилл с сомнением покачал головой.
Потом он опустил эту самую голову на плечо Люсиль и тоже заснул.
Он проспал около получаса, когда раздался звонок в дверь.
Госпожа Робер пошла открывать.
Это был Робер.
Он пришел за Дантоном по поручению коммуны.
Он разбудил Дантона.
– Да пошли они… Я хочу спать! – отрезал тот. – Завтра будет день.
Робер и его жена вышли и отправились к себе.
Скоро послышался новый звонок.
Теперь пошла открывать г-жа Дантон.
Следом за ней в комнату вошел высокий светловолосый юноша лет двадцати в форме капитана Национальной гвардии с ружьем в руке.
– Господин Дантон? – спросил он.
– Друг мой! – прошептала г-жа Дантон, пытаясь разбудить мужа.
– А? Что? – пробормотал тот спросонья. – А-а, опять…
– Господин Дантон! – обратился к нему высокий светловолосый юноша. – Вас там ждут.
– Где – там?
– В коммуне.
– Кто меня ждет?
– Комиссары секций, а особенно – господин Бийо.
– Бешеный! – прошептал Дантон. – Ладно, передайте Бийо, что я сейчас приду.
Остановив свой взгляд на юноше, лицо которого было ему незнакомо, он поразился его недетскому выражению, несмотря на совсем юный возраст капитана.
– Прошу прощения, господин офицер, а кто вы такой?
– Меня зовут Анж Питу, сударь; я – капитан Национальной гвардии Арамона.
– Ага!
– Я брал Бастилию.
– Отлично!
– Вчера я получил письмо от господина Бийо, сообщавшего мне о том, что здесь ожидается жестокий бой и что нужны все настоящие патриоты.
– И что же?
– Тогда я отправился в путь с теми из моих людей, кто пожелал за мной последовать; но поскольку они не могли за мной угнаться, они остались в Даммартене. Завтра рано утром они будут здесь.
– В Даммартене? – переспросил Дантон. – Да это же в восьми милях отсюда!
– Совершенно верно, господин Дантон.
– Сколько же от Парижа до Арамона?
– Восемнадцать миль… Мы вышли нынче утром в пять часов.
– Ага! И вы проделали восемнадцать миль за один день?
– Да, господин Дантон.
– И прибыли?..
– В десять часов вечера… Я спросил господина Бийо; мне сказали, что он, должно быть, в Сент-Антуанском предместье у господина Сантера. Я побывал у господина Сантера; но там мне сказали, что господин Бийо к ним не заходил и что я, верно, найду его в Якобинском клубе на улице Сент-Оноре; у якобинцев я его тоже не нашел, меня направили в Клуб кордельеров, а оттуда – в ратушу…
– Ив ратуше вы его застали?
– Да, господин Дантон. Тогда же он дал мне ваш адрес и сказал: «Ты ведь не устал, Питу? – Нет, господин Бийо. – Тогда ступай и скажи Дантону, что он – лентяй и что мы его ждем».
– Тысяча чертей! – вскочив с постели, воскликнул Дантон. – Этот мальчик заставил меня покраснеть! Идем, дружок, идем!
Он поцеловал жену и вышел вслед за Питу.
Его жена тихонько вздохнула и откинула голову на спинку кресла.
Люсиль решила, что та плачет, и не стала мешать ее горю.
Однако видя, что г-жа Дантон не шевелится, она разбудила Камилла; подойдя к г-же Дантон, она увидала, что бедняжка лежит без чувств.
В окнах забрезжил рассвет; день обещал быть солнечным; однако – можно было принять это за дурное предзнаменование – небо скоро стало кроваво-красным.
Глава 26.
В НОЧЬ С 9 НА 10 АВГУСТА
Мы рассказали, что происходило дома у трибунов; поведаем теперь, что происходило в пятистах футах от них в королевской резиденции.
И там женщины плакали и молились; они плакали, может быть, даже больше: как сказал Шатобриан, глаза принцев крови устроены таким образом, что в них умещается больше слез.
Однако необходимо отдать всем справедливость: принцесса Елизавета и принцесса де Ламбаль плакали и молились; королева молилась, но не плакала.
Ужин был подан, как обычно: ничто не могло отвлечь короля от еды.
Выйдя из-за стола, принцесса Елизавета и принцесса де Ламбаль удалились в комнату, известную под именем зала заседаний: было условленно, что там проведут ночь все члены королевской семьи, выслушивая доклады; королева тем временем отозвала короля в сторону и увлекла за собой.
– Куда вы меня ведете, ваше величество? – полюбопытствовал король.
– В мою комнату… Не угодно ли вам будет надеть кольчугу, в которой вы были четырнадцатого июля, государь?