Графиня Де Шарни

– Ваше величество! – возразил король. – Было вполне разумно оберегать меня от пули или кинжала убийцы в день церемонии или заговора; но в день сражения, когда мои друзья рискуют ради меня головой, было бы подлостью не рисковать вместе с ними.

С этими словами король оставил королеву, вернулся в свои апартаменты и заперся с исповедником.

Королева отправилась вслед за принцессой Елизаветой и принцессой де Ламбаль в залу заседаний.

– Что делает король? – спросила принцесса де Ламбаль.

– Исповедуется, – с непередаваемым выражением отвечала королева.

В эту минуту дверь отворилась и на пороге появился граф де Шарни.

Он был бледен, но прекрасно владел собой.

– Могу ли я переговорить с королем? – с поклоном спросил он у королевы.

– В настоящее время, граф, – отозвалась Мария-Антуанетта, – король – это я!

Шарни знал это лучше, чем кто бы то ни было; однако он продолжал настаивать.

– Вы можете подняться к королю, – сказала королева, – но, клянусь, вы ему очень помешаете.

– Понимаю: король принимает Петиона?

– Король заперся со своим исповедником.

– Значит, я, как главный распорядитель дворца, сделаю свой Доклад вам, ваше величество, – отвечал Шарни – Что ж, сударь, как вам будет угодно, – промолвила королева.

– Я буду иметь честь докладывать вашему величеству о численном составе наших сил. Конная жандармерия под командованием господина Рюльера и господина де Вердьера численностью в шестьсот человек построена в боевом порядке на большом плацу в Лувре; пешая парижская жандармерия, intra muros43, находится на казарменном положении в конюшнях; отряд в сто пятьдесят человек был выделен для размещения в Тулузской ратуше на случай внеочередного сопровождения кассы или казны; пешая парижская жандармерия, extra muros44, состоящая всего из тридцати человек, занимает пост у небольшой лестницы, ведущей к королю из двора Принцев; двести офицеров и солдат бывшей конной или пешей гвардии, сотня молодых роялистов, столько же старых дворян, еще около четырехсот защитников собраны в Лей-де-Беф и прилегающих к ней залах; около трехсот национальных гвардейцев рассредоточены во дворах и в саду; наконец, полторы тысячи швейцарцев, составляющие основную силу двора, только что заняли различные посты, а также размещены в главном вестибюле и у лестниц, защиту коих они взяли на себя.

– Что же, сударь, ужели все эти меры вас не удовлетворяют? – молвила королева.

– Ничто не может меня удовлетворить, – отвечал Шарни, – когда речь идет о спасении вашего величества.

– Так вы, сударь, считаете, что мы должны бежать?

– По моему мнению, ваше величество, вам, королю, вашим августейшим детям следует окружить себя нами.

Королева сделала нетерпеливое движение.

– Вы, ваше величество, не любите Лафайета – пусть так! Однако вы же доверяете герцогу де Лианкуру; он – в Руане, ваше величество; он снял там дом у английского дворянина, некоего господина Каннинга; командующий войсками в провинции привел своих солдат к присяге на верность королю; швейцарский полк Залишамаде, на который вполне можно рассчитывать, эшелонирован на дороге. Все пока спокойно: давайте выйдем через Поворотный мост, доберемся до городских ворот Этуаль; триста кавалеристов конституционной гвардии ждут нас там; в Версале без труда наберется полторы тысячи дворян. Имея четыре тысячи человек, я берусь проводить вас, куда пожелаете.

– Благодарю вас, господин Шарни, – отозвалась королева, – я ценю вашу преданность, заставившую вас покинуть дорогих вам людей ради того, чтобы предложить свои услуги иностранке…

– Ваше величество! Вы ко мне несправедливы, – перебил ее Шарни. – Жизнь королевы всегда будет для меня дороже жизни всех других людей, так же как долг для меня всегда будет превыше всех других добродетелей.

– Ах, да. Долг… – пробормотала королева, – раз вы заговорили о долге, то я тоже могу сказать, что исполняю долг, который понимаю по-своему: мой долг – заботиться о величии монархии, и если уж ей суждено погибнуть, я должна позаботиться о том, чтобы она погибла стоя и не теряя достоинства, как умирали античные гладиаторы, учившиеся встречать смерть без страха.

– Это последнее слово вашего величества?

– Это моя последняя воля.

Шарни поклонился и, подойдя к двери, столкнулся с г-жой Кампан, торопившейся к принцессам.

– Передайте их высочествам, – попросил он, – чтобы они держали при себе самые дорогие вещи: вполне возможно, что мы в любую минуту будем вынуждены покинуть дворец.

Когда г-жа Кампан отправилась передать это предложение принцессе де Ламбаль и принцессе Елизавете, Шарни вновь приблизился к королеве.

– Ваше величество! – проговорил он. – Должно быть, вы питаете надежду, что придет помощь извне; если это так, прошу вас мне довериться: подумайте, что завтра в этот час мне придется перед Богом или людьми держать ответ за то, что произойдет.

– По моему распоряжению Петиону должны были передать двести тысяч франков и пятьдесят тысяч – Дантону; за эту сумму Дантон обещал не выходить из дому, а Петион – прийти во дворец.

– Да уверены ли вы в своих посредниках, ваше величество?