– Я видел, как он ест: это человек с чистой совестью; я видел, как он спит: могу поручиться, что кошмары его не мучают.
И жена тоже задумывалась.
– Стало быть, он не такой уж жестокий и не так виноват, как говорят?
– Насчет вины мне ничего не известно, а вот что не жесток – за это я отвечаю; несчастный он – вот это уж точно!
– Бедняга! – вздыхала жена.
Вот что происходило: чем более коммуна унижала своего пленника, тем очевиднее всем становилось, что это такой же человек, как все прочие; и тогда другие люди проникались жалостью к тому, в ком они признавали себе подобного.
Эта жалость высказывалась порой непосредственно королю, дофину, Клери.
Однажды каменотес прорубал в стене, в передней, отверстия, чтобы поставить там огромные запоры. Пока он завтракал, дофин играл его инструментами; тогда король взял у мальчика из рук молоток и долото и, будучи умелым слесарем, стал показывать, как нужно с ними обращаться.
Мастеровой из угла, где он сидел, закусывая хлебом и сыром, с удивлением следил за происходящим.
Он не вставал перед королем и принцем: он поднялся перед отцом и сыном; еще не успев прожевать, он подошел к ним, сняв шляпу.
– Ну что ж, – проговорил он, обращаясь к королю, – когда вы выйдете из этой башни, вы сможете похвастаться, что трудились над собственной тюрьмой!
– Эх! – вздохнул в ответ король. – Как и каким образом я отсюда выйду?
Дофин заплакал; мастеровой смахнул слезу; король выронил молоток и долото и вернулся в свою комнату, которую долго мерил большими шагами.
На следующий день часовой стоял, как обычно, у входа в комнату королевы; это был житель предместья, одетый хоть и бедно, но опрятно.
Клери был в комнате один, он читал. Часовой не сводил с него внимательных глаз.
Спустя некоторое время Клери, вызванный кем-то из членов королевской семьи, встает и хочет выйти; однако часовой, робко преградив ему путь, едва слышно говорит:
– Выходить запрещено!
– Почему? – спрашивает Клери.
– Приказом мне предписано не спускать с вас глаз.
– С меня? – переспрашивает Клери. – Вы наверное ошибаетесь.
– Разве вы не король?
– Так вы не знаете короля?
– Я никогда его не видел, сударь; да, признаться, я бы предпочел увидеть его не здесь.
– Говорите тише! – шепнул Клери. Показав на дверь, он продолжал:
– Я сейчас зайду в эту комнату, и вы увидите короля: он сидит у стола и читает.
Клери вошел и рассказал королю о том, что произошло; король встал и прошелся из одной комнаты в другую, чтобы славный малый успел вволю на него насмотреться.
Не сомневаясь в том, что именно ради него король так беспокоится, часовой заметил Клери:
– Ах, сударь, до чего король добр! Я никак не могу поверить в то, что он совершил зло, в котором его обвиняют.
Другой часовой, стоявший в конце той самой аллеи, где гуляла королевская семья, дал однажды понять именитым узникам, что ему необходимо передать им некоторые сведения. Сначала никто словно не замечал его знаков; потом принцесса Елизавета подошла к часовому узнать, не с ней ли он хочет говорить. К несчастью, то ли из страха, то ли из робости молодой человек с тонкими чертами лица так ничего и не сказал: только две слезы выкатились у него из глаз, и он пальцем показал на кучу щебня, где, по-видимому, было спрятано письмо. Под предлогом, что ищет в камнях биты для принца, Клери стал рыться в щебне; однако офицеры, несомненно, догадались, что он там ищет, и приказали ему отойти, а также под страхом разлуки с королем запретили заговаривать с часовыми.
Впрочем, далеко не все имевшие дело с узниками Тампля проявляли чувства почтительности и сострадания: во многих из них ненависть и жажда мести настолько глубоко укоренились, что самый вид несчастья короля, которое он переносил достойно и как обыкновенный буржуа, не мог отвлечь этих людей от их чувств, и потому король и королева подвергались грубым нападкам, проклятиям, а порой даже оскорблениям.
Однажды дежуривший у короля офицер по имени Джеймс, преподаватель английского языка, стал неотступно следовать за королем. Король вошел в свой кабинет для чтения – офицер вошел вслед за ним и сел рядом.
– Сударь! – с обычной кротостью обратился к нему король. – Ваши коллеги имеют обыкновение оставлять меня в этой комнате одного, принимая во внимание то обстоятельство, что дверь всегда остается отворена и я не могу избежать их взглядов.
– Мои коллеги вольны поступать, как им заблагорассудится, я же буду делать так, как мне удобно.
– Позвольте, сударь, обратить ваше внимание на то, что комната слишком мала и в ней невозможно находиться двоим – В таком случае перейдите в большую, – грубо возразив офицер.
Король поднялся и ни слова не говоря возвратился в свою спальню, куда дежурный отправился за ним следом и продолжал преследовать короля вплоть до того времени, пока его не сменили.
Однажды утром король принял дежурного офицера за того же, которого он видел накануне; мы уже сказали, что в полночь обыкновенно происходила смена караула.
Король подошел к нему и сочувственно проговорил:
– Ах, сударь, я очень сожалею, что вас забыли сменить!