– Бедный мой Клери! По-видимому, они позабыли о вашем завтраке! Возьмите у меня половину, мне хватит и другой половины, – сказал он.
Клери отказался; однако король стал настаивать, и он взял хлеб; он не сдержался и зарыдал. Король тоже заплакал.
В десять часов член муниципалитета привел строителей, заканчивавших ремонт; он подошел к королю и сочувственно проговорил:
– Сударь, я только что присутствовал на завтраке членов вашей семьи; мне поручено вам передать, что все они в добром здравии.
Король почувствовал, как у него отлегло от сердца; сочувствие этого человека подействовало на него благотворно.
– Благодарю вас, – проговорил он, – и прошу в ответ передать моей семье, что я тоже чувствую себя хорошо А теперь, сударь, скажите, нельзя ли принести мне несколько книг, которые я оставил в комнате королевы? Я буду очень вам признателен, ежели вы прикажете доставить их сюда.
Член муниципалитета был бы рад исполнить эту просьбу, однако он очень смутился: он не умел читать. Наконец, он сознался в этом Клери и попросил его спуститься вместе с ним, чтобы отобрать книги, о которых говорил король.
Клери был счастлив: он мог таким образом сообщить королеве новости о ее муже.
Людовик XVI подал ему знак одними глазами; этот знак содержал в себе тысячу поручений, Клери застал королеву в спальне вместе с принцессой Елизаветой я детьми.
Женщины плакали, маленький дофин тоже заплакал было, но слезы быстро сохнут на детских глазах.
При появлении Клери королева, принцесса Елизавета и наследная принцесса торопливо поднялись, безмолвно вопрошая его о состоянии короля.
Дофин подбежал к нему с криком:
– Мой добрый Клери!
К несчастью, Клери не мог им сказать ничего определенного: двое сопровождавших его членов муниципалитета вошли в комнату вместе с ним.
Королева не сдержалась и обратилась непосредственно к ним:
– О господа! Смилуйтесь! Позвольте нам видеться с королем хоть несколько минут в день и во время трапезы!
– Господа! – подхватил дофин. – Разрешите, пожалуйста, моему отцу к нам вернуться, и я буду молиться за вас Богу!
Члены муниципалитета молча переглянулись; их молчание заставило женщин закричать от боли и разрыдаться.
– Эх, черт возьми, была – не была! – вскричал тот, что говорил с королем. – Они будут сегодня обедать вместе!
– А завтра? – спросила королева.
– Сударыня! – отозвался тот. – Мы подчиняемся коммуне; завтра мы сделаем то, что она прикажет. А вы что на это скажете, гражданин? – спросил член муниципалитета у своего товарища.
Тот в знак согласия кивнул головой.
Королева и принцессы, напряженно ожидавшие этого знака, вскрикнули от радости. Мария-Антуанетта обняла обоих детей и прижала к себе; принцесса Елизавета, воздев руки к небу, благодарила Господа. Эта нечаянная радость, заставлявшая их кричать и плакать, походила скорее на скорбь.
Один из членов муниципалитета не сдержался и всплакнул, а присутствовавший при этом Симон вскричал:
– Мне кажется, эти чертовы бабы и меня способны разжалобить!
Обращаясь к королеве, он продолжал:
– Ведь вот не плакали вы так, когда убивали десятого августа народ!
– Ах, сударь! – молвила в ответ королева. – Народ не понял наших чувств! Если бы он знал нас лучше, он оплакивал бы нас, вот как этот господин!
Клери забрал заказанные королем книги и поднялся наверх; он спешил сообщить своему хозяину добрую весть; однако члены муниципалитета его опередили: до чего приятно быть добрым!
Обед подали у короля; собралась вся семья: это было похоже на праздник, им казалось, что, выиграв один день, они выиграли все!
Да, они в самом деле выиграли все, потому что приговор коммуны не был исполнен и король продолжал, как и раньше, видеться днем с семьей и обедать вместе со всеми.
Глава 18.
ГЛАВА, В КОТОРОЙ ВНОВЬ ПОЯВЛЯЕТСЯ МАСТЕР ГАМЕН
Утром того же дня какой-то человек, одетый в карманьолку, с красным колпаком на голове, вошел, опираясь на костыль, в министерство внутренних дел.
Ролан был невероятно доступен, но как бы доступен он ни был, он, тем не менее, был вынужден – словно он стал министром в период монархии, а не Республики, – итак, он был вынужден, как мы сказали, держать в приемной секретарей.
Человек с костылем, в карманьолке и в красном колпаке, был, таким образом, принужден остановиться в приемной перед преградившим ему путь секретарем.
– Что вам угодно, гражданин? – спросил тот.
– Я хочу поговорить с гражданином министром, – отвечал человек в карманьолке.
Две недели тому назад титулы гражданина и гражданки заменили сударя и сударыню.
Секретари – всегда секретари, то есть люди бесцеремонные, – мы говорим о секретарях министерских!
Секретарь покровительственным тоном заметил:
– Друг мой, намотайте себе на ус: с гражданином министром так просто не поговоришь.
– А как же можно поговорить с гражданином министром, гражданин секретарь? – спросил человек в красном колпаке.
– Надо прежде изложить свой вопрос письменно.
– Я думал, что так делали при тиране, а после Революции, когда все свободны, министры перестали быть аристократами.
Это замечание заставило секретаря задуматься.