Графиня де Шарни. Части 4, 5, 6

И вот уже два дня прошло с тех пор, как погиб его брат, как в последнем объятии он окрасил свою одежду его кровью, как его губы поймали последний вздох умирающего, как г-н де Шуазёль передал ему найденные у Изидора бумаги, а у графа все не было и минуты поразмыслить о своей потере.

Молчаливое приказание королевы, согласно которому он должен был держаться в стороне, было им воспринято как милость и потому весьма его обрадовало.

С той минуты он стал искать спокойный уголок, тихое место, где он, оставаясь по-прежнему в пределах досягаемости королевской семьи, мог бы по первому же зову, по первому крику прийти к ней на помощь, но в то же время имел бы возможность побыть наедине со своим горем, чтобы никто не видел его слез.

Он нашел мансарду, расположенную над той самой лестницей, где дежурили г-да де Мальден и де Валори.

Оставшись один, он заперся и сел за стол, освещенный медной трехрожковой лампой, какую еще и сегодня можно встретить в каком-нибудь старинном деревенском доме, потом вынул из кармана окровавленные бумаги — единственные реликвии, оставшиеся ему от брата.

Обхватив голову руками, он не сводил глаз с писем, в которых еще жила мысль мертвого Изидора, и по щекам графа заструились, падая на стол, обильные и тихие слезы.

Наконец он вздохнул, поднял голову, встряхнул ею, взял одно из писем и развернул его.

Письмо было от бедняжки Катрин.

Шарни уже несколько месяцев догадывался о связи Изидора с дочерью фермера, а в Варение Бийо и сам рассказал об этом во всех подробностях, но только после разговора с фермером он осознал всю значимость этого события.

Это впечатление усилилось, когда он взялся за письмо. Ему стало очевидно, что звание любовницы освящено другой ипостасью этой женщины — ипостасью матери, а нехитрые выражения, в каких Катрин говорила о своей любви, свидетельствовали о том, что искуплению совершенного в девические годы прегрешения она отдавала всю последующую жизнь.

Он развернул второе, потом третье письмо; в них были все те же планы на будущее, надежды на счастье, материнские радости, страхи возлюбленной, сожаления, боль, раскаяние.

Вдруг ему в руки попалось одно письмо, почерк на котором его поразил.

Это был почерк Андре.

И адресовано оно было ему!

Сложенный вчетверо лист был прикреплен к письму восковой печатью с гербом Изидора.

Обнаружить в бумагах Изидора письмо, написанное рукой Андре и адресованное ему, Шарни, было настолько странно, что он вскрыл приложенную к нему записку раньше чем взялся за само письмо.

Записку написал Изидор карандашом и несомненно на каком-нибудь постоялом дворе, пока седлали коня; в ней говорилось следующее:

«Настоящее письмо адресовано не мне, а моему брату, графу Оливье де Шарни: оно написано его супругой, графиней де Шарни. Если со мной случится несчастье, прошу того, кто найдет это письмо, переслать его графу Оливье де Шарни или вернуть графине.

Я получил его от графини со следующими указаниями:

Если предпринятое графом дело окончится для него благополучно, вернуть письмо ей.

Если он будет ранен опасно, но не смертельно, попросить его оказать своей супруге милость, позволив ей приехать к нему.

Если, наконец, рана его окажется смертельной, вручить ему это письмо, а в случае если он будет не в состоянии разобрать его сам, прочесть ему вслух, чтобы он перед смертью узнал заключающуюся в нем тайну.

Если письмо будет переслано моему брату графу де Шарни, то, поскольку оно, вне сомнения, попадет к нему вместе с этой запиской, пусть он поступает в соответствии с вышеизложенными указаниями, а также согласно тому, что ему подскажет сердце.

Я поручаю его заботам бедняжку Катрин Бийо, проживающую в деревне Вильд Авре вместе с моим сыном.

Изидор де Шарни».