— Дайте мне руку, сударь, — попросила она, — и соблаговолите провести меня по этому старому дворцу: мне страшно идти одной, я боюсь услышать тот самый голос, который однажды прокричал, заставив вздрогнуть все христианство: «Мадам умирает! Мадам мертва!»
Барнав торопливо подошел к королеве и с почтительной поспешностью подал ей руку.
Королева оглянулась в последний раз: затянувшееся отсутствие Шарни начинало ее беспокоить.
Барнав, все подмечавший, перехватил ее взгляд.
— Королева еще чего-нибудь желает? — спросил он.
— Да. Я бы хотела знать, где король, — отозвалась Мария Антуанетта.
— Он оказал честь господину Петиону принять его, — доложил Барнав, — с ним он сейчас и беседует.
Королева как будто осталась удовлетворена его ответом.
На мгновение задумавшись, она сделала над собой усилие и, стряхнув оцепенение, приказала:
— Идемте!
И она повела Барнава через покои епископского дворца.
Можно было подумать, что она бежит, преследуя колеблющуюся тень, нарисованную ее воображением, и потому не смотрит ни вперед, ни назад.
В спальне великого проповедника она наконец остановилась, чуть не запыхавшись.
По воле случая она оказалась напротив женского портрета.
Машинально подняв глаза и прочитав на раме:
Барнав почувствовал эту дрожь, но не понял ее причины.
— Вам плохо, ваше величество? — спросил он.
— Нет, — ответила королева, — но этот портрет… Мадам Генриетта!..
Барнав догадался, что творится в сердце бедной женщины.
— Да, — подтвердил он, — это мадам Генриетта, но мадам Генриетта Английская; это не вдова несчастного Карла Первого, а супруга беззаботного Филиппа Орлеанского; это не та, которая думала, что умрет от холода в Лувре, а та, что была отравлена в Сен-Клу и перед смертью послала свой перстень Боссюэ…
Помедлив, он продолжал:
— Я бы предпочел, чтобы это был портрет другой Генриетты.
— Почему? — удивилась Мария Антуанетта.
— Да потому, что есть такие советы, на которые могут осмелиться лишь некоторые уста, и чаще всего это те уста, что уже сомкнула смерть.
— А не могли бы вы мне сказать, что, по-вашему, посоветовала бы мне вдова короля Карла? — спросила королева.
— Если таково приказание вашего величества, я попытаюсь это сделать.
— Да, пожалуйста.
— «О сестра моя! — сказала бы она вам. — Разве вы не замечаете, как сходны наши судьбы? Я приехала из Франции, так же как вы — из Австрии; я была иностранкой для англичан, как вы — для французов. Мне бы следовало дать моему заблуждавшемуся супругу хороший совет, а я либо молчала, либо советовала ему не то, что надо было: вместо того чтобы объединить его с народом и народ с ним, я подстрекала его к войне; это я посоветовала ему идти на Лондон во главе ирландских бунтовщиков. Я не только вела переписку с врагом Англии, но и сама дважды ездила во Францию, чтобы привести в Англию иноземных солдат. Наконец…»
Барнав замолчал.
— Продолжайте, — нахмурившись и поджав губы, приказала королева.
— Зачем мне продолжать, ваше величество? — отвечал молодой оратор, печально качая головой. — Вы не хуже меня знаете, чем кончилась эта кровавая история…
— Да, и я сама буду продолжать; теперь я вам скажу, о чем мог бы мне поведать портрет королевы Генриетты, а вы меня поправите, если я ошибусь: «Наконец шотландцы предали и выдали своего короля. Король был арестован в ту самую минуту, когда думал бежать во Францию. Портной схватил его, мясник отвел его в тюрьму; возчик устроил чистку парламента, который должен был судить короля; торговец пивом председательствовал на суде, и, чтобы не упустить ничего в омерзительности этого судилища и в пересмотре беззаконного дела верховным судьей, к которому стекаются все дела, палач в маске отрубил жертве голову!» Вот что мог бы мне сказать портрет королевы Генриетты, не правда ли? Ах, Боже мой, да я знаю все это лучше, чем кто бы то ни было; я знаю это потому, что сходство наших судеб — полное. У нас тоже есть торговец пивом, только его зовут не Кромвель, а Сантер; у нас тоже есть мясник, но его зовут не Гаррисон, а… как?.. Лежандр, если не ошибаюсь; есть у нас и возчик, но не Прайд, а… Вот этого я не знаю! Это человек настолько незначительный, что я даже не знаю его имени, да и вы тоже, я в этом уверена; впрочем, можете сами у него спросить, и он вам представится: это тот самый человек, кто командует нашим эскортом, простой крестьянин, мужлан, деревенщина! Вот об этом и сказала бы мне королева Генриетта.
— А что бы вы ей ответили?
— Я ответила бы так: «Дорогая, несчастная государыня! Вы не совет мне даете, вы прочитали мне лекцию по истории; я вас выслушала, а теперь я жду совета».
— Если бы вы, ваше величество, не отказались последовать этим советам, — сказал Барнав, — вам их дали бы не только мертвые, но и живые.
— Мертвые или живые — пусть говорят те, кому надлежит говорить! Кто знает, может быть, я и последую советам, если они будут хороши.
— Ах, Боже мой, ваше величество! И мертвые и живые могли бы дать вам только один совет.
— Какой же?
— Сделайте так, чтобы вас полюбил народ!
— Да уж, с вашим народом это совсем нетрудно!