– А двадцать четыре с половиной кроны – это в гульденах… – Волков сделал вид, что считает, хотя давно уже подсчитал.
– Хорошо, мы дадим вам двадцать шесть! – выпалил Пьетро Ренальди. – Но вы нам отдадите сто пудов.
– Двадцать четыре с половиной кроны – это почти двадцать семь гульденов, – наконец «подсчитал» кавалер. – На ста пудах – это сто золотых монет.
– Двадцать семь? – Фабио Кальяри скривился.
И тут Волков отбросил всякое притворство и заговорил как надобно, так что банкиры сразу поняли, с кем имеют дело:
– Пуд серебра – это почти две тысячи талеров земли Ребенрее, две тысячи талеров Ребенрее – пятьдесят шесть гульденов у любого менялы.
– Монеты и металл – разные вещи… – начал было господин Леманн.
Но Волков только поморщился.
– Не делайте из меня дурака, господин Леманн. Ваше влияние и ваши связи с княжескими дворами позволяют вам пользоваться их монетными дворами. Все князья в округе, все до единого, – ваши должники. Вряд ли вам откажет, к примеру, брат Илларион, когда вы попросите его перечеканить это серебро в талеры Ланна. А за то вы просто спишете долгов его преосвященству тысяч на пятьдесят, и все. Ваша прибыль очевидна и огромна. Ну, это я так думаю.
– Не так уж и огромна в описываемом вами случае, – заметил господин Леманн.
Но Волков лишь улыбнулся ему в ответ: он знал, что прав, он догадывался, что их прибыль будет в два раза выше их затрат, так что можно было не отступать.
– Что ж, – наконец решил Фабио Кальяри, – думаю, что мы сможем дать двадцать семь гульденов за пуд вашего серебра. – Он повернулся к Энрике Ренальди: – Энрике, ты не будешь возражать против такой цены?
Старший представитель фамилии Ренальди только горестно развел руками: ну, если господин генерал хочет лишить наших детей хлеба, пусть забирает наши двадцать семь золотых за каждый пуд своего серебра.
И тут господа банкиры получили от генерала еще один удар – вместо того чтобы с радостью согласиться на их предложение, Волков заметил:
– Ваше предложение весьма щедро, господа, но в делах денежных я предпочитаю не торопиться. Прошу у вас времени на размышление.
Банкиры снова переглянулись, и Энрике Ренальди спросил:
– И сколько же времени вам, господин генерал, потребуется на размышление?
– О том я вам сообщу, господа, – отвечал Волков, вставая из-за стола.
Банкиры для того его и пригласили, потому и торопились с приглашением, что хотели выторговать у него серебро, пока другие желающие не сыскались. Это было ясно, а значит, ему нужно было ждать. Значит, объявятся и другие желающие. Вот только времени ждать у него не было. Как тут ждать покупателя, когда у твоих земель сильный враг собирает людей?
Молочники и булочники, что на рассвете обходят своих заказчиков, разнося товар, были тому удивлены, что на улице Форели, прямо за монастырем Святых Вод Ёрдана, собралось много всяких военных людей. А ведь солнце еще не взошло.
Видно, слухи разнеслись по городу, что славный кавалер собирается набирать себе выезд. Оттого еще до рассвета к его воротам стали собираться молодые люди на конях и при железе. С некоторыми были боевые слуги-послуживцы. И почти со всеми пришли их отцы.
Агнес разбудила кавалера со словами:
– Господин, люди собрались, всю улицу забили, вас ждут.
– Люди?
– Те, которых вы обещали смотреть себе в свиту.
– Не в свиту, а в выезд, – уточнил кавалер, вставая с постели.
Волков на удивление хорошо себя чувствовал, несмотря на излишества на званом ужине. Он посмотрел на девушку.
– Что вы? – спросила она и уже готова была выполнить всякое его пожелание.
– Не болит ничего, – сказал он. – Удивительно сие, но, когда ты рядом, так все хвори мои отходят.
– Пойду распоряжусь завтрак накрывать. – Она улыбнулась, довольная тем, что господин это понимает. Девушка даже нос вздернула от гордости.
– Вели накрыть стол во дворе, буду завтракать и смотреть людей.
А у ворот вышел шум, видно, не поделили очередь. Чтобы впредь прекратить всякую брань и свару у своих ворот, Волков вышел на улицу сам. И вовремя. Пылкие молодые люди уже стали хвататься за оружие.
– В чем дело?! – крикнул генерал. – Что за склоки у моего дома?
Люди сразу замолчали, принялись кланяться, и зеваки, что пришли поглазеть на скопление молодых военных, тоже.
– Дозвольте сказать, господин, – вежливо и с поклоном начал один молодой человек лет семнадцати, что был одет весьма небогато. Из доспехов на нем была лишь стеганка и старенькая кираса. И меч у него был, видно, дедовский, с простой незатейливой гардой, как и у меча Волкова.
– Говорите, – разрешил генерал.
– Я Юрген Кропп фон Эльбен, пришел сюда два часа как, был у ваших ворот первый, а этот… господин… хочет пройти вперед меня.
Господин был вооружен отменно, отличный доспех на три четверти из самых последних новшеств от лучших оружейников. И этот господин тут же нашелся что сказать.
– Я Фердинанд Гебельман, мой род старше рода Кроппов, мы и на городских шествиях идем впереди Кроппов, и на городских пирах сидим выше. Посему я и просил его пустить меня вперед.