Графиня фон Мален

Волков взглянул на него довольно холодно и вспомнил, что пировал с отцом Фердинанда Гебельмана как-то раз, после того как вернулся из Фёренбурга. Но теперь это не играло никакой роли.

– Я знаю вашего батюшку, – сказал генерал, и от этих слов молодой Гебельман приосанился, стал на соперника орлом поглядывать, но кавалер продолжал: – Батюшку вашего знаю, а вас нет. На пирах сижу я нечасто, а шествую еще того реже, и посему людей я ценю не за титулы и знатность фамилии, а за крепость духа и остроту ума. И значит, все, кто пришел раньше вас, пойдут раньше вас. Сержант!

– Я здесь, господин генерал, – сразу откликнулся сержант Вермер.

– Проследи, чтобы все было тихо и никаких распрей не возникало, а не то эти пылкие воины устроят еще поединок у ворот моего дома. – Он повернулся к Юргену Кроппу: – Раз пришли первым, так прошу вас войти. Только и коня своего захватите.

Тут Фердинанд Гебельман ехидно хмыкнул, а Кропп, бросив на него взгляд, смущенно сказал:

– Господин, у меня нет коня.

Волков, который уже готов был войти в свой двор, остановился:

– И как же вы думаете быть в выезде моем без коня? Уж не бегом ли поспевать собирались за мной?

Все вокруг стали потешаться над молодым человеком, а тот покраснел и проговорил сбивчиво:

– Может, при вас… должность какая будет, чтобы… без коня…

Волков посмотрел на этого волнующегося человека. Вспомнились ему сразу Хилли и Вилли. В первый раз, когда их увидал, те были еще более жалкие.

– Хорошо, заходите, – кивнул он и пошел в свой двор.

Он уселся за накрытый для него столик. Агнес взялась сама прислуживать, а за его спиной встали сержант Хайценггер и господин Фейлинг.

Юрген Кропп фон Эльбен остановился в трех шагах от стола.

– Ну, говорите, зачем хотите пойти в ремесло воинское? – спросил кавалер, глядя, как из шипящего еще жира Агнес вытаскивает и кладет ему на тарелку колбасы, а кухарка-горбунья приносит и ставит на стол свежесваренный кофе в маленьком медном котелочке.

– Решил, что только это ремесло мне подходит.

– Славы ищете или богатства? – с усмешкой интересовался кавалер.

– Это уже как Бог одарит, – отвечал молодой человек. – Но хотелось бы и того и другого.

– Бог не очень милостив к люду солдатскому, – продолжал генерал, – богатство достается немногим, а слава – так и вовсе единицам, всех их по пальцам можно пересчитать. А тяжести воинского ремесла беспримерные, ни один мужик так не трудится, как трудится солдат. Ни один господин так не отвечает за вверенных ему людей, как офицер. А всех их притом увечат и убивают, и ни за каким доспехом, ни за каким чином не спрячешься от ран или смерти. Три молодых человека пришли ко мне пару лет назад, так двое из них уже убиты.

– Все равно другого для себя не мыслю, в жизни мирной у меня путей нет, – твердо произнес молодой человек.

Волков молчал, думал, а тут вдруг взял на себя смелость не кто иной, как Курт Фейлинг.

– Возьмите его, господин генерал. Сдается, что этому горемыке и пойти больше некуда. Беден, сразу видно.

– И куда же я его возьму? – Волков скривился.

– Так пусть к капитану Рохе идет, ротмистру Вилли будет другом, а то он часто грустить стал после того, как ротмистр Хилли погиб.

– Грамотны? – спросил Волков.

– Грамотен, счет хорошо знаю, пишу бегло, молюсь и читаю на языке пращуров.

– Ладно. – Волков стал резать колбасу. – Дня через три-четыре тут будет мое войско, найдете капитана стрелков Роху. У него в ротах есть ротмистр Вилли, пойдете к нему юнкером. Жалованье будет сержантское. Если он вас согласится оставить, значит, останетесь. Все будет зависеть от него – и от вас. Лености, трусости и снисходительности к делу он не потерпит. Имейте в виду.

– Спасибо, господин, – обрадованно произнес Юрген Кропп фон Эльбен и поклонился.

– Теперь говорите «господин генерал», – поправил его Фейлинг.

– Да-да, – тут же согласился Кропп. – Спасибо, господин генерал.

В то утро Волков посмотрел два с лишним десятка молодых людей, а взял всего лишь семерых. То были крепкие и умелые люди, все из хороших семей, с которыми он хотел сблизиться. Агнес то хлеб ему отламывала, то кофе наливала, а сама тут же говорила тихо:

– Этот юноша – племянник Карла фон Хайнцхоффера, род у них захудалый, бедный, оттого все что ни есть мужчины в роду военные. Хоть и бедные они, но в городе влиятельные. Тут каждый третий городской офицер из их фамилии.

Или:

– А, Румениге – знаю таких. На обеде дважды у них была. – Она улыбалась и кивала молодому человеку и его отцу, что стояли перед генералом. – Его, кажется, дед два срока в бургомистрах был. А его дядя так при дворе его высокопреосвященства и сейчас пребывает обер-шталмейстером. Юноша сей, я слыхала, оскандалился романом со знатной замужней дамой из дома Мериногов-Вестов, вот семейство и хочет его убрать из города с глаз долой, пока оскорбленный дом его не зарезал.

Она поставила серебряный соусник со сливками перед кавалером на стол, а сама подошла к представителям семьи Румениге, чтобы перекинуться с ними парой вежливых слов. Они и разговаривали как старые знакомцы.