Графиня фон Мален

Волков еще не до конца вымылся, когда пять богато одетых человек во главе с пузатым господином, кланяясь на каждом шагу, медленно приблизились к его ванне.

Стрелки охраны, Фейлинг, пришедший уже Максимилиан, Гюнтер, державший наготове простыню для обтирания, и офицеры с интересом наблюдали за визитерами. А Волков спросил у них:

– Кто вы такие и для чего вы пришли?

– Господин полковник Фолькоф, господин кавалер, мое имя Мартинс, – заговорил пузатый человек, – я бургомистр городка, что находится за рекой у моста. Это первый советник города Шлейпценгер, это секретарь совета…

– Хорошо-хорошо. – Волков махнул ему рукой, чтобы господин перестал представлять своих спутников, кавалер все равно не собирался запоминать их имена. – Вы бургомистр города Рункеля? – спросил он, думая, что люди пришли просить его убрать из города распоясавшихся ландскнехтов.

– Нет-нет, – пузатый покачал головой, – судя по слухам, бургомистр Рункеля вместе с сыном сегодня ночью были убиты. – Он чуть помолчал и прибавил: – Вашими людьми.

– Ну, такое случается на войне, – философски заметил кавалер. – Так вы, наверное, из Ламберга?

– Именно, именно. – Визитеры закивали, и бургомистр продолжил: – Мы с ужасом узнали, что сегодня ночью ваши люди вошли в город Рункель.

Волков не стал говорить, что ландскнехты пошли в Рункель без его разрешения, и произнес:

– Мы искали беглых врагов и нашли их там. – Он повернулся к Рене: – Сколько там поймали вражеских людей?

– Кажется, шестерых, – отвечал капитан.

– Вот, – сообщил кавалер многозначительно. – Шестерых!

– Возможно, так оно и есть, но притом было сожжено много зданий, многих честных жен брали прямо на улице и юных дев насиловали, нанося им пожизненный позор. А тех мужей, кто пытался вступиться, так убивали без пощады. И еще у многих достойных людей просили деньги и малым не довольствовались. А тех, кто не давал нужного, так пытали огнем и железом до тех пор, пока или не даст нужного, или не умрет.

Волков, зная о ландскнехтах не понаслышке, не сомневался ни в одном слове бургомистра. Он только кивал: да-да, именно так все и бывает.

После стал вылезать из ванны на расстеленную рядом рогожу, Гюнтер тут же обернул его простыней, поставил стул. Кавалер сел, начал вытираться, и денщик тут же стал надевать ему чулки, после и туфли, а потом подал нижнее белье, панталоны и рубаху свежайшую. А пузатый все бубнил и бубнил о бесчинствах ландскнехтов в Рункеле, пока полковник не остановил его:

– Незачем мне все это рассказывать, все это я видел много раз сам. Но не пойму я, чему вы удивляетесь? Вы земля для нас вражеская, верой вы нам чужие! Вы еретики.

– Не все! – крикнул один из визитеров, и другие стали кивать: не все, не все. – Многие из нас чтят святую матерь церковь и папу, наместника Господа на земле.

– Ладно, пусть так, но чего вы хотите от меня? – Кавалер перешел к делу, он помнил, что визитеры пожаловали не с пустыми руками, они привезли целые телеги чего-то.

– Мы, – бургомистр Мартинс обернулся к своим спутникам, как бы беря их в свидетели, – мы смиренно желаем, чтобы вы оградили нас от ярости ваших людей, и в надежде на вашу благосклонность, благородный полковник Фолькоф, просим вас принять наши дары.

Он опять обернулся к своим людям, сделал знак, и один из них, самый молодой, побежал куда-то, прокричал что-то, и тут же из-за палаток выехали одна за другой две телеги. Они остановились, а кавалер встал и пошел к ним, как был в нижней рубахе.

У Волкова не было иллюзий по поводу даров. Городишко-то маленький, много с него не собрать. Ну мед, ну вино, ну серебришка немного, может, сукно из северных земель, но, когда молодой горожанин откинул полотно, кавалер даже растерялся.

Почти весь воз был уставлен ящиками с отличной серебряной посудой, роскошной посудой. Кувшины малые и большие, с глубоким чернением; коробы с трехзубыми вилками, которые тоже были чернены, короба со столовыми ножами с тем же узором, что и вилки, всего по двенадцать штук; поднос отличный, с вычерненной гравюрой из сельской жизни. Роскошные блюда, и уже не черненые, а с позолотой, с тонкими узорами, с птицами и зверями. Тарелки трех видов, от больших до малых, к подносу в тон, и все толстые, серебра на них явно не экономили. И посуда вся в коробах красивых. Крепкие щипцы для колки сахара, масленки, перечницы и солонки, чашечки, ложечки и всякое другое. Кофемолка! Хотя и не из серебра, но все же красива. Или это мельница для измельчения перца? И все эти изделия были искусно сделаны, и почти все это из серебра, и этого серебра здесь было много, весь воз им забит. И еще два зеркала красивых и большая чаша для омовения рук. Этот воз Волкова удивил и пришелся ему по вкусу.