Графиня фон Мален

Теперь Пруфф уже не сдержал улыбки и воссиял. А как же иначе, коллеги признали его вклад в победу, руководство ему доверяло. Много ли надо старому артиллеристу?

– Приложу все силы, господин генерал, – отвечал он, так и не прогнав с лица улыбку удовольствия.

– Господин, да вы больны! – Брат Ипполит, не стесняясь Брюнхвальда и Пруффа, схватил Волкова за запястье, подержал так, а потом внешней стороной ладони прикоснулся к его лбу. – Что с вами произошло?

– Ночью в груди заболело, – ответил Волков чуть смущенно. – А потом в руке. Наверное, это старая рана, ты же помнишь, у меня кости в плече поломаны, я же тебе говорил.

– От костей в плече люди не белеют как полотно, – назидательно отвечал монах. – Биение в жилах у вас очень слабое. Пойдемте в шатер, я вас осмотрю. Уж простите, господа, но кавалеру нужен отдых.

Господа все понимали, они вставали и кланялись, когда брат Ипполит уводил Волкова в шатер.

Монах поднял его руку.

– Так болит?

– Немного. Да, впрочем, нет уже.

– А в груди? Режет? Горит?

– Ночью немного. А сейчас только в пальцы отдает.

– Где?

– Тут. – Волков указал место, где ночью чувствовал жжение. – Говорю же тебе, сейчас все прошло. А бледен я потому, что не спал ночь да поужинать времени не было.

– Молю Господа, чтобы так и было, – монах с укором вздохнул, – да боюсь, что причина вашего недуга не в бессонной ночи. Все в горячности вашей. Может, кто-то разозлил вас.

– Да никто меня не разозлил, ты вот сейчас злишь, – отвечал кавалер с досадой. – Эка невидаль, рука заболела. После того как меня сбил кавалерист, она у меня года два болела. Из-за нее, может, меня в писари взяли. Так как я ею недостаточно хорошо владел.

– А вести дурные получали, злились ночью или, может, с девой пребывали? – не отставал монах.

– С девой я не был, письмо получил, в письме вести были недобрые.

– А вас, по вашей привычке, от злобы и перекосило, да так, что в груди защемило, – догадался брат Ипполит. – Понятно.

Нравоучительный тон молодого монаха Волкова покоробил, он встал и начал одеваться.

– Хватит уже меня отчитывать. Посплю, и пройдет.

А монах ему и говорит:

– До следующей вашей злобы. А потом вы помрете вмиг.

– До сих пор не помер, а тут помру?

Волков усмехнулся. Но усмехнулся не очень весело, он, честно говоря, до сих пор чувствовал себя нехорошо. И когда ночью офицеров собрал, и к утру, и сейчас ему все еще было нехорошо, хотелось прилечь. Не будь у него столько важных дел, так прилег бы, отдохнул. Но разве отдохнешь, когда подлец граф затевает интриги, а дикари с гор и вовсе хотят войной идти? Не до отдыха. А монах все бубнит и бубнит, как пономарь, не останавливается:

– Дело ваше не в плече и не в костях. У вас грудная болезнь, а она жестока. Был у нас в монастыре один брат. Именовали его брат Альфонсо, тихий был человек и незлобивый, уборщиком трудился. Приходил к нам с жалобой на боль в груди, говорил, что жжение чувствует, которое отдает в руку. Так вот, он один раз прямо на мессе воскресной схватился за грудь, крикнул: «Как жжет!» – и упал. Пока до кельи его донесли, он уже преставился. И трех минут не прошло, как помер.

Теперь Волков смотрел на монаха уже взглядом недобрым, к чему, мол, ты меня пугаешь? А наглец продолжал:

– У вас жена на сносях, и госпожа Ланге тоже обременена. Не будете себя беречь, так даже и не узнаете, кто кого родил.

– Ну так дай лекарство какое, – с раздражением сказал кавалер, – и хватит уже читать мне проповеди.

– И опять злитесь. В книгах пишут, что от волнений и приступов злости случаются внутренние язвы и разлитие черной желчи в теле. Нельзя вам больше злиться. Ступайте полежите. Я не знаток в деле лечения грудной болезни, придется в книгах посмотреть. А пока намешаю вам зелье из настоя боярышника и настоя мелиссы и накапаю туда йода, буду молить Бога, чтобы помогло.

Когда монах вернулся со склянкой, генерал уже прощался со своими офицерами. Курт Фейлинг придерживал ему стремя, он садился на коня.

– Я же просил вас лечь! – воскликнул брат Ипполит с упреком. – Нельзя вам в седло.

– Знаю, монах, знаю, но надо ехать, враги ждать моего выздоровления не будут, – отвечал ему генерал. – А с коня я слезу. Но пока нельзя, чтобы солдаты видели мою хворь. Лягу в телегу, как только отъеду от лагеря.

Монах только руками развел: ну что тут поделать.

– Господин Фейлинг, – позвал генерал, пришпоривая коня, – заберите у лекаря мое лекарство. Обещаю, монах, что буду его пить.

– Три раза в день после еды, по две большие ложки! – закричал ему вслед брат Ипполит.

Волков это слышал и запомнил. А еще, как только отъехал от лагеря, он с радостью слез с коня и лег в телегу. Он действительно чувствовал себя дурно. И выпил две ложки лекарства, после чего в телеге сразу заснул.

Глава 29

В Бад-Тельце его небольшой обоз остановился на ночь. Волков очень надеялся, что маршал фон Бок, который был тут на излечении, уже уехал. Едва проснувшись и быстро поев и выпив пару ложек настойки монаха, снова заснул на всю ночь. Утром уже ему сообщили, что маршал отбыл неделю назад. Кавалер чувствовал себя лучше, но все еще не очень хорошо.