Графиня Грандвелл (СИ)

Ярл поднялся на ноги, расплескав воду из лохани на пол. Ингерда лишь зажмурилась и отвернулась, смущённая его наготой. Зигфрид молча и решительно шагнул к ней, мокрыми пальцами расстегнул фибулы шерстяного сарафана, стягивая его вниз. Ладони мужчины скользнули вверх по бёдрам, одновременно задирая и снимая льняную сорочку через голову, Ингерда лишь покорно приподняла руки.

— Ты словно Фрейя, богиня любви… моя богиня, — хрипло шепнул Зигфрид, любуясь её наготой, затем прильнул к манящим устам, целуя поначалу нежно, затем настойчивее… А она отвечала, с наслаждением открываясь этому мужчине, которого втайне уже очень давно желала, но всячески гнала эти мысли.

Зигфрид усадил Ингерду на тёплый выступ печи, устраиваясь между её бёдер. Не прекращая терзать сладкие уста, мужчина овладел ею, жадно поглощая вздохи и стоны любимой женщины. Как же милостиво одаривают боги человека после пережитых страданий, ярл и мечтать не мог о таком пике блаженства, который сейчас даровала ему Ингерда. Все остальные женщины меркнут, всех остальных до неё словно и не было…

Глава 31

Огненная ярость… Так можно характеризовать того зверя, который вырвался наружу из недр души Ульвара. Жажда крови и мести, сжечь всё вокруг и сровнять посёлки Орма с землёй. Тут более не должно остаться ни единой хижины, ни следа жизни, только пепел и обугленные камни…

Местные мужчины пытались оказывать сопротивление пришедшим незваным «гостям», но это казалось бесполезным, учитывая тот факт, что многие из воинов ранее покинули посёлки вместе с Ормом и полегли в битве у крепости Грандвелл. Многочисленному отряду воинов противостоять бессмысленно.

Люди Бродди и Ульвара смертоносной лавиной прошлись по деревням Данелага. Они грабили и мародёрствовали, врываясь в каждую хижину на землях Орма.

— Сжечь тут всё дотла! — зловещим рыком сквозь крики женщин и детей прорывался голос рыжеволосого вожака, сейчас пощады он не ведал. Для Ульвара все эти люди были жёны и дети предателей, восставших против своего конунга. В данный момент проявлялась его натура максималиста, пелена ярости застилала взор и было лишь дикое желание уничтожить тут всё и всех, не оставляя никаких следов жизни.

— Ульвар! — Бродди хлопнул того по плечу, привлекая внимание. — Женщин пощади!

— Пусть твои воины делают с ними всё, что пожелают, — прохрипел конунг. — Мне до них дела нет…

— Тогда я заберу их в земли Нортумбрии… у нас нехватка женщин, к тому же мои воины обзаведутся наложницами и жёнами, ведь рожать кому-то надо…малых детей также заберу, мальчики вырастут моими воинами а девочки жёнами… люди, это самые ценные трофеи для меня, в особенности женщины, за которых мои люди частенько сражаются на поединках… не всегда могут поделить, а тут такое изобилие… — Бродди поглаживал деловито свою бороду, периодически кашляя от едкого дыма, клубящегося над землями Орма и нещадно выедающего глаза.

— Забирай, коль нужны тебе, мне всё равно. Тут не должно остаться ни души, лишь выжженая земля, как напоминание о том, что ждёт предавших своего конунга… — Ульвар цедил каждое слово с яростью. Он восседал на массивном бревне, словно абстрагировался от творящегося вокруг него кошмара. Мужчина был глух к отчаянным и пронзительным крикам женщин и детей, он не глядел на бесчинства воинов, которые беспощадно мародёрствовали и насиловали…

Посёлки Орма обуял огонь, в морозном воздухе словно разверзся ад из копоти и пелены едкого дыма, наполненный дикими криками и лязгом оружия.

Ульвар так и продолжал неподвижно сидеть на дубовом бревне у одного из сожжённых им же домов, от которого остались лишь обугленные куски балок и камни. А раннее тут была жизнь, эти обгоревшие развалины можно было сравнить с душой конунга, что также казалась мёртвой. Мужчина взирал в одну точку замутнённым взором серых глаз, словно он абсолютно не имеет отношения к творящейся вокруг вакханалии. Ульвар погрузился в подобие транса, сочетавшегося с дикой яростью и внутренней пустотой. Станет ли ему легче от созданного им же пустыря на землях сводного брата?

Из тяжких дум конунга вырвал пронзительный крик какой-то девушки, обычно так кричит его дочь Сири, если ей очень больно… Ульвар вздрогнул, вглядываясь в чёрную пелену дыма. Пятеро воинов чуть поодаль тащили куда-то упирающуюся девчушку, которая и вовсе была фактически ребёнком, в душе конунга словно что-то щёлкнуло.

— Тащите её ко мне! — взревел рыжеволосый вожак, вскочив мгновенно на ноги. — Мне её отдайте!

Ульвар толком и сам не понял, что побудило его на этот поступок, ведь не всё ли равно, кто и с кем развлекается сейчас? Но этот крик пронзительный словно ржавым клинком в сердце вошёл…

— Конунг изволил также развлечься? — девушку притащили и швырнули Ульвару под ноги. — Забирайте! Тут полно женщин! — озверевшие от похоти и жажды насилия северяне хохотали, словно совсем утратили человеческий облик. Затем они нырнули в пелену дыма в поиске новых трофеев.