Графиня Листаль

— Я тебя понимаю. Действительно, если бы я жил в Амиене, то известность доктора Бошан….

— Я тебе запрещаю смеяться надо мной.

— Тем более, что это было–бы плохое доказательство моего удовольствия тебя видеть. Я не забыл нашей дружбы.

— Обясни мне в таком случае почему я ничего не слыхал о тебе?…

— Потому что я живу отшельником.

— Где это?

— В одном соседнем замке…

— Который называется?

— Ты очень любопытен.

— А! а! сказал смеясь Люсиен, вижу, я угадываю…. Ты прячешься в какое–нибудь очаровательное гнездышко, чтобы скрывать твое счастье.

— Не совсем… потому что я тоже угадываю, что ты хочешь сказать… и чтобы сразу положить конец твоим предположениям я скажу тебе название. Я провожу время в замке Листаль….

— Я уже слышал эту фамилию. Не правда–ли, она принадлежит одному аристократу стариннаго рода, который заключил немного неравный брак?…

— Да и нет; я тебе это обясню в последствии; мне кажется, что я слышу голос Даблэна и мы обязаны заняться делом.

Разговаривая, молодые люди отошли от станции; когда они возвращались, Люсиен взял за руку Мориса и сказал, глядя ему в глаза:

— Сознайся, что ты влюблен.

— Нет… я люблю… и это большая разница.

— Но это гораздо лучше.

— Я знаю!

Между тем коммисар и начальник станции вели усердные разговоры с судебным следователем.

Даблэн был маленький человек, худой, подвижный, деятельный, благородный во всех отношениях и уважаемый, как он того заслуживал. Заметив Мориса, он поспешно пошел к нему на встречу протянув руки.

— А! любезный Серван, я очень рад, что вижу вас здесь…. и вы меня не оставите, не правда–ли? Вы первый догадались об этом деле…

— Вы говорите об ударе ножем….

— Конечно, об этом, и г. Викторин мне точно разсказал все происшедшее…. Но войдите сюда, мы поговорим.

Труп был положен в залу, принадлежавшую к складам товара.

Викторин, коммисар, Люсиен, Морис и Даблэн вошли в нее.

— Господа, сказал следователь, вы не удивитесь, если я прежде всего соглашусь с мнением господина Сервана…. Будет слишком долго разсказывать, по какому течению обстоятельств я узнал на сколько простой следователь может извлечь пользы из его замечаний.

— Пощадите мою скромность, сказал, смеясь, Морис.

Маленький следователь выпрямился.

— Нисколько! нисколько! я знаю, что говорю… Вы дикарь, вы индеец… по проницательности, конечно. Скажите мне скорее, что вы знаете обо всем этом деле…

— Но я ровно ничего не знаю…

Коммисар счел своим долгом вмешаться.

— Господин Серван не имел времени собрать сведений, сказал он.

Морис слегка вздрогнул. Можно было подумать, что горячий конь почувствовал шпоры… В словах коммисара слышалось некоторое насмешливое недоверие. Морис встал и подошел к трупу.

— Я думаю, сказал он, если господин Даблэн даст мне позволение, что труп следовало бы раздеть.

— Сделайте это! приказал судья.

Покойник был одет в теплое платье: на нем было надето толстое драповое пальто. На рубашке, также как и на остальном белье, не было никакой метки.

— Первое, что нам следует узнать, сказал Морис, это то, кто этот человек. Сейчас заметно, что его одежда не французскаго покроя, в особенности я обращу ваше внимание на сапоги, они, по всей вероятности, куплены или в Англии, или в Соединенных Штатах.

В кармане жилета лежали большие медные часы. Морис открыл крышку.

— Посмотрите: Бенсон Стрэнд. Это, во–первых, указывает на английское происхождение жертвы. Впрочем, я сделаю только одно замечание. Эти медные часы хотя и фабрикуются в Англии, но очень редко там продаются. Это, преимущественно, товар вывозный. Покойник ехал из Лондона, как показывает билет, но я думаю, — это, конечно, только мое предположение, — я думаю, что он должен был ехать из Ливерпуля, куда его привезло какое–нибудь американское судно…

— Это только предположение, как вы сами говорите, прервал опять коммисар, который с сожалением видел это вторжение в его область занятий. Уверены–ли вы в этом?

— Потрудитесь понюхать эту одежду, сказал, улыбаясь, Морис, и вы легко услышите, что она пропитана запахом корабля, которым она, конечно, не могла так пропитаться во время переезда из Дувра в Калэ.

— А вот, что еще более подтверждает ваше предположение, прибавил Даблэн, и говоря это, он вынул из кармана панталон черноватую массу, в которой, с перваго взгляда, можно было узнать табак для жеванья. Это уже вполне принадлежность американца!

— Лице его также носит на себе этот американский отпечаток, продолжал Морис, по американски подстрижена его борода… Поэтому, по моему мнению, мы имеем достаточно признаков, чтобы согласиться на счет национальности жертвы… А вот, взгляните, продолжал он, это отнимает последния сомнения, и он указал на клеймо на пальто, на котором значилось: "Давид и К°, 296, Бродвэй, Нью—иорк".

— Вы правы, сказал, наконец, коммисар, не находя никаких доказательств против очевидности.

— Продолжайте, сказал Даблэн.

Морис подумал несколько мгновений.