Графиня Монте Карло

Аня закрыла книгу. «Надо же, — подумала она, — дома уже месяц назад были дожди, слякоть, холод, а здесь — только листья желтеть начинают, апельсины на деревьях, виноград на ветках — сказка. А местные жители, наверное, и не представляют, что есть и другая жизнь, другая погода и другой воздух.»

Из дома вышла Франческа. Она старательно делала вид, что просто решила побродить перед домом, но постепенно приближалась к скамеечке, а подойдя, опустилась рядом и сказала, обращаясь к дому:

— Горбатишься на этого старого идиота и никакой благодарности.

— А синьор граф Вас очень любит, — не выдержала Аня.

— Так и я его тоже. И Паоло мой. А что толку? Помрет, и нас турнут отсюда, а здесь еще моя прапрабабка работала. Вот сейчас он упьется с Вашим отцом в подвале, а завтра нас попрут с Паоло, а куда нам идти? Детей у нас тоже нет, а родственникам мы не нужны. Кому нужны старики с грошовой пенсией?

Аня не стала уверять Франческу, что Шарманщиков ей вовсе не отец, сказала только: «Места у вас очень красивые — в России совсем другая природа».

— Да, — вспомнила служанка, — у нас тут по соседству русская княгиня живет. Старая уже! Ужас, какая старая! Я еще девчонкой была, а она уже старухой. Ей лет сто или сто пятьдесят.

— Быть не может! — усомнилась Аня.

— Клянусь Мадонной, — перекрестилась Франческа, — ей, может быть, и двести лет, только о ней все забыли: она никуда не ездит и к ней никто. А прежде она каждое воскресенье в Ниццу в русскую церковь ездила.

— Далеко ее дом? — спросила девушка.

— По дороге далеко, а если через сады идти, то километра три.

Неизвестно, как Шарманщикову удалось договориться с хозяином, но за ужином граф сказал:

— Завтра утром все вместе едем в Турин подавать документы на удочерение.

Аня даже не стала это переводить, посмотрела на Константина Ивановича:

— Почему Вы решили, что я соглашусь?

— Потому что старику надо помочь. Поместье он продавать не хочет, а в наследство оставит. Я ему пообещал дать денег на ремонт дома, купить оборудование для разлива вина и на жизнь подкинуть. А Вы так и останетесь Анной Сергеевной Шептало, только у Вас еще будет итальянский паспорт на имя Анны Оливетти дель Монте Карло или как там по-итальянски. Будете без всяких виз приезжать сюда и жить сколько захотите, по Европе свободно перемещаться. Может быть, Вам это и не надо, но подумайте о старике. Посмотрите на него: он весь светится от счастья.

— От вина, — продолжала спорить девушка, — Вы его напоили, вот он и светится. А протрезвеет, все забудет.

— Забудет — напоминать не стану, — пожал плечом Шарманщиков, — только ему хуже будет, а не Вам.

Утром Аню разбудили не птицы, не солнце, а осторожный стук в дверь.

— Синьорина, — раздался голос дона Луиджи, — не забывайте — у нас важная деловая поездка.

Солнца как раз не было. Небо заволокло тучами, но дождь проходил стороной. Были видны серые полосы, заштриховавшие верхушки гор на горизонте.

— Мы уже предупредили адвоката и нотариуса, — радовался синьор Оливетти, усевшись на заднее сиденье «бентли».

А увидев недовольное лицо Ани, пожал ее ладонь.

— Успокойтесь, синьорина, я не буду заставлять Вас называть меня папой, хотя Вы мне очень нравитесь. И Франческе тоже нравитесь, не говоря, естественно, о Паоло.

До Турина ехали молча, хотя и весь путь занял не больше часа. Когда въехали в город, Аня подумала вдруг, как обычно в ситуациях для себя неожиданных: «Это все неправда. На самом деле мужчины приехали в Турин за покупками. Скажут сейчас: здорово мы тебя разыграли и пойдут пить пиво или выбирать галстуки». Она была уверена, что именно так и случится, даже когда переводила Саше, сидящему за рулем, указания дона Луиджи: направо, прямо, снова направо, на том повороте — налево…

Синьор Оливетти позвонил по телефону:

— Мы подъезжаем в бежевом «бентли».

Вскоре автомобиль остановился у стеклянной двери офиса и человек в строгом черном костюме открыл дверь, помогая выйти из автомобиля графу, а потом протянул руку Ане.

От нее не потребовали никаких документов кроме паспорта. Константин Иванович сидел в кресле, закрыв глаза, а Саша неизвестно чему улыбался, что весьма злило Аню. Наконец ее заставили подписать какие-то листы: прошение о предоставлении ей итальянского гражданства, соглашение об особых условиях при вступлении в права собственности…

— Какой собственности? — не поняла она.

— Граф оформил дарственную на свою дочь, — объяснил нотариус, — это ускорит получение гражданства. А в особых условиях Вы обязуетесь содержать графа до конца его дней, предоставлять кров в своем доме, а также обеспечить жильем и работой чету…

— Погодите! — перебила нотариуса девушка и посмотрела на дона Луиджи, — мы так не договаривались! Вы хотели меня только удочерить. Содержать я не отказываюсь, но поместья у графа не хочу отбирать.

— Замечательно, — неизвестно чему обрадовался синьор Оливетти, — теперь у нас самая настоящая семья: не успели Вы стать моей дочерью, а у нас уже конфликт отцов и детей.

— Я больше ничего подписывать не буду, — заявила Аня.

А нотариус собрал все бумаги и, складывая их в папочку, успокоил ее: