— Виски, — ответил Саша и пошел в комнату.
Потом все немного расплывалось перед глазами. Было даже немного весело. Аня переводила и иногда смеялась.
— На этой неделе, — говорил дядя Костя, — я выиграю с Вашей помощью двадцать миллионов. Все Ваше, это больше чем пятнадцать лимонов, но Вы отдаете мне камни. Алмазы положите в банковскую ячейку и отдадите мне ключ. Деньги наличными получить не удастся, их перечислят на мой счет в Швейцарии, обналичим их здесь за неделю, и все Вы заберете, после чего я возьму камни.
Тепеш и Ван Хенессен сидели потные от напряжения.
— Какие-то проблемы? — спросил Шарманщиков.
Андреу и Ван Хенессен переглянулись, после чего Тепеш сказал:
— Крупье положит шарик куда надо, но казино принадлежит очень солидному человеку, который вряд ли поверит в Вашу удачу. У Вас не будет даже дня, чтобы исчезнуть, не то что недели.
— Кто этот человек? — усмехнулся дядя Костя.
И Аня, переводя это, зачем-то усмехнулась тоже. «Господи, какая же я пьяная!» — подумала она и посмотрела за окно, за которым виднелось голубое небо.
— Это очень серьезный человек, — перешел на шепот Тепеш, — Джованни Римини.
— Ванька Ремешков, — улыбнулся Шарманщиков.
— Кто? — не поняла девушка.
— Да, была такая песня, — сказал Константин Иванович.
Потомок вампиров и Ван Хенессен переглянулись, не понимая, чему улыбается этот русский, затем, не сговариваясь, поднялись и отправились на кухню посовещаться.
— Была такая песня, — повторил Константин Иванович.
И пропел:
— Там, правда, не о носках, а о другом предмете шла речь. Короче…
А дальше, милая, совсем страшная история случилась: через много лет девушка Наташа, ставшая проституткой, заманила Ваньку Ремешкова, который сделался генеральным прокурором, в баню. Там она его утопила в шайке. Это увидел ее сын, который стал космонавтом. Сын сказал: «Молодец, мама. Так подлецу-отцу и надо!»
— Кошмар! — рассмеялась Аня и тут же ужаснулась. — Ой, и чего это я так напилась? Саша, как тебе не стыдно?
Потом она вспомнила его слова, произнесенные на кухне, и совсем смутилась. Но тут вернулся Тепеш с потомком голландских переселенцев. Снова начались какие-то разговоры. Аня продолжала что-то переводить, но смысл произнесенных ею же фраз не доходил до сознания.
Поздно вечером ее привели в номер и положили на кровать. Саша снял с нее туфельки с фианитами, а Константин Иванович накрыл одеялом.
Потом он погладил ее по голове и сказал:
— Спи, доченька! Спи, родная душа.
Она и заснула. Мгновенно, как дурочка. Только среди сна услышала, как где-то шумит море и далеко-далеко кто-то играет на губной гармошке. Аня улыбнулась во сне и шепнула, проснувшись на мгновенье:
— У меня есть сердце, а у сердца тайна…
И тут же провалилась снова в черную пропасть без сновидений.
Глава четвертая
За окном мелькали кипарисы и тянулись апельсиновые сады, и когда проскочили границу, ничего не изменилось — те же дома с красными черепичными крышами, апельсиновые деревья и высокие, как свечи, кипарисы вдоль дороги.
Не доезжая Генуи, повернули налево, дорога устремилась на север к Турину, с двух сторон тянулась Паданская равнина, хотя равниной ее трудно было назвать — одна только трасса была ровной, а вокруг холмы и пригорки. Затем проскочили мост через По, оставив справа темную полосу неба над Турином, и почти сразу увидели перед собой голубые горы — южные отлоги итальянских Альп.
Но дорога повернула налево к французской границе, и впереди снова были горы — теперь уже французские Альпы.
— Отсюда и до Гренобля недалеко, — сказал синьор Оливетти, — а до моего замка совсем близко: еще минут двадцать езды.
Но он не знал возможностей «бентли», да и Сашиных тоже — не Шумахер, конечно, но все же. Через десять минут автомобиль свернул на грунтовую дорогу, и только тогда пришлось сбросить скорость до пятидесяти километров, а после ста сорока на трассе всем казалось, что машина еле ползет.
— А почему Вы — граф Монте Карло? — спросила Аня, — Монако-то вон где осталось.
— К княжеству мой титул никакого отношения не имеет: просто на территории поместья находилась горка, которую окрестные жители называли горой Карло, по имени моего предка, присоединившего ее к своим владениям. Вот так и пошло — Монте Карло да Монте Карло.
Снова начались апельсиновые сады.
— А чьи это сады? — спросил Саша, ни к кому не обращаясь, и сам же ответил: — маркиза де Карабаса.
Синьор Оливетти понял и без перевода.