— У меня нет родственников, — развел руки в стороны синьор Оливетти, — вообще никаких, ни близких, ни дальних. Я даже женат не был.
Константин Иванович задумался.
После обеда граф пригласил всех в библиотеку — в единственную комнату верхних этажей, которая кроме спальной хозяина была похожа на обитаемую. В сущности, это был целый зал со стеллажами, уставленными книгами. Хозяин прихватил пару бутылок «Мускатного «Монте Карло» из своих подвалов, сам открыл их и предложил гостям.
— Мне нравится, — попробовав, призналась Аня, — только я в винах не разбираюсь.
Саша тоже сказал, что вино замечательное, а Шарманщиков пригубил и почмокал губами.
— Похоже на «Токай», — наконец произнес он.
— Да, да, — обрадовался граф, — именно на «Токай», хотя в Венгрии другой сорт винограда, да и солнца меньше, чем здесь.
Аня ходила вдоль стеллажей и разглядывала корешки книг. Все они были очень старые, в кожаных переплетах с золотым тиснением. Многие на латыни.
— Здесь целое состояние, — вздохнул синьор Оливетти, — можно часть из них продать на аукционе. Тогда мой дом можно превратить в настоящий дворец, но мне этого не надо и книги жалко. Вот когда умру, и дом и библиотека достанутся государству. Оно все продаст, а Франческу с мужем выгонят.
Он еще раз наполнил бокалы.
— Неужели у Вас вообще никого-никого? — спросила Аня.
— Увы! — вздохнул граф, — хотел даже кого-нибудь усыновить, но Франческа так наорала на меня, а сейчас, вероятно, сама жалеет.
Девушка перевела это Константину Ивановичу, кроме того, что касалось вредной служанки.
— Скажи ему, чтобы тебя удочерил, — улыбнулся Шарманщиков.
Аня рассмеялась и сказала графу, что вино у него просто замечательное, но тот вдруг стал серьезным и посмотрел на Константина Ивановича. Шарманщиков еще раз пригубил вино, почмокал.
— Анечка, скажи ему, что я буду импортировать это вино в России в полуторалитровых бутылках по цене три доллара за литр.
— Сколько? — не поверил граф, — «Бароло» дешевле стоит, а мое «Монте Карло» никому не известно.
— Даже три с половиной, — произнес Шарманщиков, пригубив еще раз, — только если он Аню удочерит.
— Я не буду это переводить! — вспыхнула девушка.
Но предложенную цену все же сообщила.
А синьор Оливетти тоже стал красным.
— Если так, — сказал он серьезно, — я удочерю эту девушку, а Вас, добрый синьор, усыновлю.
— Что он сказал? — спросил Константин Иванович.
— Вы — два старых дурака, — разозлилась Аня, — он предлагает еще и Вас усыновить.
— Да, да, — закивал головой граф, — скажите синьору, что если он сохранит дом и поместье, то я ему их в наследство передам с условием, чтобы Франческу и Паоло оставили здесь.
Аня переводила весь этот бред, думая о том, как немного нужно старым людям, чтобы запьянеть — достаточно одного глотка. Но Константин Иванович потребовал попробовать еще и красного вина, и хозяин повел их в подвал, где на стеллажах в ячейках лежали пыльные бутылки.
— Здесь есть даже вино урожая двадцать седьмого года, — сказал старик, — года моего рождения. Пара бутылочек найдется. Одну мы откроем сегодня вечером, а вторую Вы, синьорина, откроете и угостите гостей в день моих похорон.
— Надеюсь, это будет очень и очень нескоро.
— А уж как я на это рассчитываю, — серьезно ответил граф.
Он достал со стеллажа бутылку и протянул Саше.
— А это — мое любимое: «Шардоне» семьдесят второго года. Какое было лето! Сколько солнца! По всей Европе лесные пожары — мне даже до сих пор кажется, что у всех вин того года привкус дымка.
— И в Коми леса горели, — вспомнил Константин Иванович.
Вскоре оба старичка напробовались вина и научились общаться без переводчика. Аню они отправили отдыхать, а Саша сбежал еще раньше, обследовать комнаты и сараи во флигеле. В библиотеке девушка нашла не очень старую книгу и села на скамеечку во дворе в тени кипариса.
— Что читаешь? — спросил внезапно появившийся Саша.
— Альберто Моравиа, «Сальто-Мортале», — показала обложку Аня.
Она теперь смущалась при виде молодого человека, после того, как он признался ей в любви в квартирке на окраине Монако. Она пыталась забыть об этом и даже убеждала себя, что все это ей послышалось или привиделось, что ничего этого не было, как и страшного рассказа Ван Хенессена.
— А старичок-то не так беден, — произнес Саша, опускаясь на скамью, — я заглянул в его гараж и чуть было не…
Молодой человек сделал паузу, но не стал подыскивать нужное слово:
— Короче, обалдел. У него там «бугатти» стоит пятьдесят шестого года. Если ее подреставрировать и на аукцион выставить, то не меньше лимона баксов можно получить. Шумахер умер бы, если увидел. Я про нашего Шумахера говорю, — пояснил он, — хотя и другой тоже бы колеса откинул вместе с братом. Классная тачка! Их в мире всего несколько штук осталось. У султана Бруннея и еще у кого-то. А старик даже не догадывается, что у него такая ценность. А то, мол, книги, книги! Ну ладно, побегу еще посмотрю. Может, опять чего ценного надыбаю.