Графиня Монте Карло

Потом мы его ходить учили. Поздней осенью поехали в Крым. Там жили, а потом на пароходе в Румынию. На пароходе познакомились с генералом Щербатовым, который собирал по всей России деньги для белого движения. Он и ехал с огромным сундуком, который с трудом четверо здоровых казаков таскали. В Бухаресте он предложил жить в его доме, который король Михай ему предоставил. Но в Румынии жили недолго, с Николаем мы там обвенчались. Потом Щербатов перебрался в Ниццу, в квартиру, подаренную ему румынским монархом. С ним ехала жена, сундук, четверо казаков и мы втроем. Выделил он нам комнату, жили мы там тихо и скромно. Гуляли по набережной, я Николаю книги читала, пела, разумеется, казаки своим песням научили, а когда я их пела, то они под дверью сидели и ревели, как малые дети.

И вот однажды пришел к Щербатову гость. Приехал из Парижа князь Иван Александрович Барятинский, который недавно овдовел… Генерал стол накрыл и нас пригласил: дескать, внук того самого Радецкого, что на Шипке и так далее. Сели, помолились, к трапезе приступили. Только гость не ест, на меня смотрит. Точнее, на крестик с цепочкой, что на мне! Не выдержал и спросил:

— Анна Ивановна, Вы в Петербурге где проживали?

А я боюсь правду сказать, молчу, а слезы в тарелку с окрошкой кап-кап.

— Признайся: ты же Анечка Федотова!

Я головой кивнула и побежала в нашу комнату рыдать.

Князь поднялся и произнес:

— Господа, это моя родная дочь!

Все пораженные молчали, а казаки, что за столом прислуживали, сказали:

— Вишь как!

Вот и получилось, что я — нищенка и уличная плясунья вроде Эсмеральды стала графиней Анной Ивановной Радецкой, урожденной княжной Барятинской.

Иван Иванович уехал из Парижа навсегда, купил дом в Ницце, где мы вчетвером зажили. Но в тридцать первом году князь умер во сне, похоронили мы его, а вскорости продали дом и купили вот это поместье, потому что Елизавете Александровне был вреден морской воздух и врачи посоветовали ей жить поближе к горам. Но в тридцать девятом Бог прибрал и ее. Детей у нас с мужем не было, наверное, оттого, что я тифом переболела, или по другой причине. Но так получилось, что я последняя из рода Барятинских и последняя, кто носит фамилию Радецких. Два славных рода на мне и обрываются.

Старуха замолчала. Потом крикнула:

— Сабрина, поди сюда!

И тут поняла, что позвала прислугу по-русски.

— Дают же людям кошачьи имена, — снова по-русски произнесла княгиня негромко, потом перекрестилась, — прости меня, грешную.

И позвала уже по-итальянски:

— Сабрина, подогрей нам чай и варенья еще принеси.

Аня сидела как на иголках, ей хотелось рассказать хозяйке то, что известно ей. Но это было так невероятно, что старуха вряд ли поверит, да и девушка не могла представить таких случайных совпадений.

И все же она спросила:

— Вашего младшего брата звали Иваном?

— Иваном, — подтвердила графиня Радецкая, — а разве я не говорила?

— Нет, Вы не сказали.

— Тогда откуда тебе известно?

Аня покачала головой:

— Я пока ничего не знаю, но надо проверить кое-что.

Она достала из сумочки мобильный телефон и набрала номер Константина Ивановича, но в последний момент нажала на сброс. Позвонила синьору Оливетти, но трубку сняла Франческа.

— Я у русской княгини, — сказала Аня, — не мог бы Паоло приехать за мной?

Вечером она попыталась связаться с Константином Ивановичем, но его телефон не отвечал. Сашин аппарат тоже. И на следующий день молчал, и через два дня, и через четыре. И тогда Аня начала волноваться. Очень сильно причем.

Глава шестая

Молодой человек вошел в гостиничный номер и плотно затворил за собой дверь.

— Линять надо, дядя Костя!

Старик смотрел через балконную дверь на утреннее море, на едва заметную сквозь пелену бледного тумана рябь и молчал. Через стекло пробился еле слышный сигнал клаксона, и Шарманщиков сказал тогда:

— Хороший сегодня день будет.

Все прошло так, как планировали. Даже лучше. Константин Иванович разошелся, ставил на несколько полей сразу, выигрывал, но и проигрывал тоже изрядно, собрался уже уходить, поднялся было, увидел сочувствующие, но больше злорадные лица других игроков, поставил двести тысяч франков и выиграл, потом столько же на цвет, и ему снова повезло, заказал себе водки и икру, поставив по двести тысяч на красное и на чет. К нему подошел молодой его приятель и стал уговаривать закончить игру, попытался даже поднять с кресла, взяв за подмышки. Кто-то из игроков сказал:

— Уведите старика: он выпил слишком много водки.

Но русские не поняли, старик, цепляясь за стол, поставил гору фишек на тридцать шестое поле.

Кто-то не выдержал и произнес:

— Безумный старик!

Выиграл тридцать шестой.

Молодой русский начал рассовывать по карманам выигрыш. Подошел менеджер и предложил получить выигрыш в кассе. Пока русский соображал, что от него хотят, старик поставил полмиллиона франков на тридцать шесть.

— Лимит, — произнес крупье, оглянувшись на менеджера.

— Какой к чертям лимит? — заорал пьяный старик.