Графиня Монте-Кристо

— Конечно же вы, сударь, я вовсе этого не отрицаю, но, видите ли, малышке здесь очень понравилось. Муж ее очень любит, а я скорее дам отрубить себе руку, чем соглашусь причинить ей какой-нибудь вред. И дело вовсе не в том, что я вам не доверяю, но как ни крути, а это ночное похищение выглядит по меньшей мере весьма подозрительно. А что я скажу, если ко мне придет та дама, у которой сейчас работает Урсула? Что бедная девочка уехала к своим родным? Но как я скажу это, ведь Урсула, возможно, рассказала там, что кроме нас у нее нет никого на свете? Нет, нет, говорю вам, это совершенно невозможно.

— Однако это просто необходимо, — ответил Лежижан, вставая с места и расхаживая по комнате. — А что вы скажете, дорогая госпожа Жоссе, если я предложу вам провести несколько дней вместе с Урсулой где-нибудь в предместьях Парижа? Ведь разговор идет всего лишь о нескольких днях. Раз вы будете вместе с ней, то сами сможете убедиться, что никто не хочет ей зла.

— Да, конечно, — нерешительно протянула госпожа Жоссе, — если я буду вместе с Урсулой, то это меняет дело. Но неужели вы думаете, что она добровольно согласится на это?

— Вот поэтому-то ее и необходимо похитить! — воскликнул Лежижан. — Иначе она расскажет другим девушкам в мастерской, куда собирается уехать и ее местопребывание перестанет быть тайной, а тогда все погибнет! Она должна исчезнуть, вы меня понимаете? Неважно, что вы исчезнете вместе с ней, необходимо только, чтобы ее не было здесь уже к завтрашнему дню и чтобы никто не знал, где она находится.

— Хорошо, я согласна! — воскликнула госпожа Жоссе, осушая последнюю рюмку. — Либо вы похищаете нас вместе, либо это похищение вообще не состоится. Это мое последнее слово!

— Прекрасно, значит мы договорились. Теперь вы знаете все, но ваш муж не должен ни о чем догадываться.

— Будьте спокойны, он ничего не узнает, — уверенно заявила бывшая акушерка.

ГЛАВА XXVIII Пиппиона и Мистигри

Девять часов вечера. Пиппиона спит в своей маленькой кроватке. Сон ее беспокоен, дыхание девочки с трудом вырывается из тощей плоской груди. Она спит, но рядом нет никого, кроме бедного черного кота по кличке Мистигри, являющегося постоянной и безропотной жертвой Пульчинеллы, точно так же, как Пиппиона является постоянной жертвой своего хозяина.

Поэтому-то между этими двумя существами, девочкой и котом, возникла самая нежная дружба.

Бедная Пиппиона! Бедный Мистигри!

Вот девочка заворочалась под своим тонким одеяльцем. Страшный кашель разрывает ей грудь, она просыпается, открывает глаза и видит две светящиеся желтые точки.

— Мистигри! — тихо зовет она. — Иди сюда, Мистигри!

Мистигри прыгает на кровать и начинает тереться о свою маленькую хозяйку.

Бедный Мистигри! Бедная Пиппиона! Они прекрасно понимают друг друга.

О, как часто обменивались они печальными взглядами, когда в дождь и снег Пиппиона напрасно сжимала посиневшими пальчиками свою оловянную тарелочку, куда зрители не хотели класть денег, а кот терпеливо получал удары хлыстом от Пульчинеллы.

А как смеялись уличные мальчишки! Как они смеялись над Пиппионой и Мистигри!

Бедная Пиппиона! Бедный Мистигри!

— Мистигри! Иди сюда, Мистигри!

Ребенок играет с котом. Кот прыгает по кровати, а девочка смеется его проказам.

Бедный Мистигри! Бедная Пиппиона!

Вдруг девочка начинает дрожать всем телом. Она больна, у нее лихорадка. Пиппиона прижимает кота к груди и умное животное замирает, стараясь хоть как-то согреть ее.

Она тихо говорит с Мистигри. Какие же тайны поверяет она своему маленькому другу?

— Помнишь ли ты счастливые дни в тех живописных бедных деревушках, где люди были так добры к нам? Они аплодировали нашим выступлениям, добрые женщины гладили тебя, а дети делились с тобой куском пирога. Однажды какой-то старичок воскликнул, положив мне руку на голову: «Какое прелестное дитя!» Сострадательные женщины целовали меня в лоб, вкладывая мне в руку деньги. Ах, эти люди были очень добры, то было чудесное время, бедняжка Мистигри!

Мистигри, казалось, понимал эти слова, ласкаясь к Пиппионе и как бы говоря своим громким мурлыканьем:

— Да, это действительно было замечательное время!

— Тогда папаша Чинелла еще не был так груб с нами, — продолжала Пиппиона, — он дарил мне хорошие вещи и ты тоже получал свою долю. Ах, это чудесное счастливое время!

И Мистигри, казалось, печально повторял за нею:

— Чудесное время! Счастливое время!

— Зато здесь, в Париже, очень холодно и люди здесь злые, — продолжала Пиппиона, — здесь нет для тебя вкусного молока, а для меня ржаного хлеба с запахом орехового масла. А эти ужасные длинные и грязные улицы, по которым мы вынуждены бродить! О, эта ужасная страна, ужасная страна! Бедный мой Мистигри!

В мяукании кота тоже как бы слышалось:

— Ужасная страна!