Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Зная, какие бешеные деньги берут художники за эти картины, я была очень удивлена, заметив во многих ателье массу начатых полотен, изображавших или императорскую фамилию, или самих заказчиков – богатых иностранцев: французы не были в состоянии позволить себе подобные дорогостоящие фантазии.

Молодые женщины, ведущие дневник своего путешествия, считают себя обязанными посвятить одну или две глубоко прочувствованные главы росту цивилизованности, наук и т. д. В большинстве случаев эти рассуждения взяты из какой-нибудь забытой книги или составлены кем-либо из ученых или друзей. Бывает и так, что подобные сочинения за определенное вознаграждение заказываются какому-нибудь неведомому писателю. Что касается меня, то, решив быть искренней во всем, должна признаться, что не искала знакомств с писателями. Для их правильной оценки совершенно достаточно, по-моему, написанных ими сочинений, а единичные визиты мне всегда казались бесполезными и неуместными: ведь нельзя же посещать ученого, чтобы только поглазеть на него как на какое-то чудовище.

Такой поверхностный способ составлять мнение о писателе всегда имеет в своей основе глупое тщеславие. Вернувшись домой, подобная особа пишет в своем дневнике: «Господин такой-то, известный своими выдающимися произведениями, принял меня самым любезным образом; мы разговаривали больше часу, и он быть поражен, с какой легкостью я выражаюсь на его языке; при этом советовал мне написать воспоминания. Это человек редких качеств, он чрезвычайно умен и т. д., и т. п. – одним словом, это один из тех ученых, которых можно встретить только во Франции и среди французов, в других местах наука неразрывно связана со скукой и т. д., и т. п.».

Меня немало удивляло, что знаменитости того времени редко показывались в свете. При таком стремившемся к равенству государе, каким был Наполеон, полагавшем, что каждая заслуга имеет право на почести, можно было бы встречать в свете больше артистов и литераторов.

У госпожи де Суза я видела только аббата Морелле, того самого, который во время Великой революции спасся от участи быть повешенным на уличном фонаре только благодаря своему остроумному вопросу: «Неужели вы думаете, что тогда он будет гореть ярче?» В это время он был уже очень стар, мало говорил и, обладая чудовищным аппетитом, приходил только к обеду. Пообедав, он отдыхал, похрапывая, в течение часа.

Меня часто просили завезти его домой, и я охотно брала на себя это поручение, тем более что жил он по соседству со мной. По дороге мы обычно молчали, но в тот момент, когда лакей открывал дверцу кареты, аббат считал своей обязанностью сказать мне какую-нибудь любезность и, уже стоя на подножке, произносил своим гнусавым голосом: «Благодарю вас, любезная и прелестная дама!» Я желала ему спокойной ночи, после чего мы расставались.

Во время этих обедов весело болтали обо всем.

Однажды кто-то упомянул о Ленорман по поводу ее предсказаний императрице Жозефине, половина которых уже исполнилась. Я выразила горячее желание увидеть эту знаменитую гадалку, но меня разочаровали, сообщив, что ее предсказания меняются в зависимости от вознаграждения, которое колеблется от 12 до 36 франков. После такого откровения исчезли всякие иллюзии.

Госпожа де Суза, не скрывавшая своей склонности к разного рода суевериям, рассказала, что знает гадалку гораздо более сведущую, чем Ленорман, которая предсказала ей необычайные вещи. «Если бы я не побоялась повторить их, – прибавила она, – вы бы страшно удивились: настолько они невероятны!»

Кто-то из присутствующих заикнулся было, не предсказывала ли эта гадалка падения Империи, но госпожа де Суза только покачала головой и, чтобы положить конец нескромным вопросам, предложила мне отправиться к гадалке вместе с ней. Я охотно согласилась, и через два дня мы привели в исполнение наше намерение.

Теперь я уже не помню, где жила эта гадалка. Мы отправились к ней пешком, в сумерки, переодевшись в простые платья. Моя спутница с весьма решительным видом поднялась по крутой лестнице на четвертый этаж какого-то дома. Я, слегка сконфуженная, не отставала от нее. У дверей нас встретила миниатюрная молодая женщина и спросила, что нам угодно.

– Я привела к вам свою родственницу, приехавшую из провинции; она желает знать, какая судьба ожидает ее в Париже.

Маленькая женщина, казалось, что-то вспомнила, но, не узнав госпожу де Суза, извинилась, сказав:

– У меня бывает масса народа, и неудивительно, что я не могу запомнить всех в лицо, тем более что никто из посещающих меня не называет своего имени.

Нам очень понравилась ее скромность, и моя спутница заметила, что тот, кто обладает даром предсказывать будущее, имеет право не помнить прошлого. Этот комплимент не произвел на гадалку, по-видимому, никакого действия, я даже думаю, что она его просто не поняла, так как, судя по ее манере выражаться, принадлежала к простому классу.