Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Назначение наместника стало первым актом, задевшим общественное мнение. Трудно было найти на этот пост более достойного человека, чем князь Чарторижский. Близкий друг императора, посвященный во все политические тайны, известный своими гражданскими добродетелями, обширным образованием и бескорыстием, князь Чарторижский соединял в своем лице все качества достойного представителя государя. Вероятно, таково и было первоначальное намерение Александра, но, поддавшись с первого же дня гибельному влиянию, он пожертвовал другом предубеждениям своего брата. Само собой разумеется, что Чарторижский никогда не сделался бы орудием в руках деспотической власти и не действовал бы как великий князь, который не подчинялся тому или другому порядку вещей только потому, что не понимал его.

Князь Чарторижский сохранил за собой только место в Сенате, потеряв всякое непосредственное влияние на дела. Кроме того, он остался попечителем Виленского университета, и этот незначительный пост сделал его arbitre suprem народного просвещения: восемь миллионов поляков и русских в продолжение многих лет были обязаны ему самым тщательным воспитанием, основанным на развитии благороднейших чувств.

Константин с подозрением относился к тем, кто своей знатностью был обязан исключительно времени. Он никогда не мог скрыть своей неприязни к знатным польским фамилиям и потому внушил императору, что на пост наместника необходимо выбрать преданного России скромного военного, который беспрекословно исполнял бы все отданные ему приказания.

Выбор пал на дряхлого бесхарактерного старика, лишенного всякого понятия об управлении, но зато его преданность заранее обеспечивала беспрекословное послушание династии: вполне заслуженно говорили, что полученный пост выше его способностей, но как награда – ниже его заслуг.

Выскочка из солдат, выведенный в люди бесчестным Браницким, Зайончек последовал за Бонапартом в Египет, но ничем не выделился среди других офицеров. Вернувшись в Польшу, он снова вступил в армию, преобразованную Наполеоном; при отступлении из Москвы лишился ноги, и это несколько смягчило оскорбительные слухи о его двуличном поведении во время Войны за независимость.

Его жена заслуживает занять место в моих воспоминаниях, и если история не занесет ее на свои страницы, то все, кто знали ее близко, подобно мне, должны по справедливости упомянуть о достоинстве, с которым она держалась на своем высоком посту.

Она оказывала на своего мужа огромное влияние, постоянно борясь с раболепством, с которым он исполнял самые незаконные распоряжения, нарушая при всяком случае конституцию и открыто заявляя, что всем обязан императору Александру и служит теперь ему с тем же усердием и преданностью, с какой раньше служил Наполеону.

Эта беспрерывная борьба часто разражалась жестокими семейными бурями. Госпожа Зайончек, изгнанная в одну дверь, врывалась в другую и говорила мужу слова, которых никто другой не решился бы сказать и которые не всегда оставались без внимания.

Отличаясь тактом и развитым чувством меры, она держала себя знатной дамой со знатными, с нами же была очень скромна. Внезапное возвышение ни в чем не изменило ее привычек и отношения к людям. Происходя из простой семьи, она сохранила связи со своими родственниками; не отказываясь от них, она тем не менее никогда не выдвигала их.

Благородная и бескорыстная, госпожа Зайончек гораздо более заботилась о репутации своего мужа, чем о личных выгодах, которые в ее положении были столь соблазнительны. Легкомысленная в своих склонностях, стойкая в чувствах и мнениях, она представляла странную смесь женской пустоты и кокетства с необычайной твердостью и благородством характера.

Наполовину министр, наполовину Нинон (но без ее известности), она с увлечением занималась туалетами и, несмотря на свои шестьдесят лет, нередко заводила любовные интрижки, никогда, однако, не упуская случая оказать услугу своему мужу.

Вдовствующая императрица, чрезвычайно строгая в соблюдении приличий, во время пребывания в Варшаве приняла ее чрезвычайно милостиво и даже благодарила за то, что она воспротивилась настояниям великого князя и отказалась ввести в свет его любовницу-француженку, которая по своему происхождению не могла рассчитывать на благосклонный прием в салонах.

Вот как все это произошло.

У наместника назначен был большой бал, и Новосильцев, всегда очень любезный, взялся достать пригласительный билет для любовницы великого князя госпожи Фридрихе. К счастью, госпожа Зайончек вошла в кабинет мужа как раз в тот момент, когда они обсуждали этот вопрос, и, видя, что муж склоняется к доводам Новосильцева, заявила, что если он исполнит подобную неприличную просьбу, то она скажется больной и не придет на бал, разве что великий князь пошлет ей письменный приказ с собственноручной подписью, дабы она могла потом оправдаться на балу перед дамами.