Графоман

— В средние века, — перебил её Василий Петрович, — за эти рассказы меня вообще отправили бы на костер.

— Вот видите, как хорошо, что мы живем в демократическом обществе, Вам нет причин жаловаться.

— А я и не жалуюсь, просто хочу знать, каким образом мне опубликовать свои работы?

— Понимаете, — вид её стал серьезным, — у нас журнал коммерческий, мы зарабатываем деньги, нам нужно, чтобы читатели покупали его. Любой человек, открыв журнал на прилавке книжного магазина, обращает внимание на тех авторов, которых он знает, о которых он наслышан, а Ваше имя никому ни о чем не говорит. Редактору лучше разместить слабенький рассказ известного автора, чем сильную работу того, о котором никто никогда ничего не слышал. Нас не интересует качество литературы, мы далеки от проблем добра и зла, нас интересует прибыль, нам нужно выгодно продать свою продукцию. Здесь свои законы. А у Вас есть единственный вариант — публиковаться за свой счет, ведь даже Лев Толстой издавал романы на свои средства.

— Да, но Толстой был графом, а я графоман.

— Ну, напрасно Вы так, у Вас хороший слог, есть свой стиль, у Вас имени нет, а имя нужно делать, и поверьте, это стоит немалых денег.

— А знаете, кто такой настоящий графоман? — спросил Василий Петрович. — Это простолюдин, который во чтобы то ни стало хочет стать дворянином. Именно они и делают себе имя, платят любые деньги, чтобы к их безызвестному имени была добавлена приставка — «граф». А мне это ни к чему.

Василий Петрович не спеша поднялся, распрощался с женщиной, и вышёл из редакции. Дул сырой холодный ветер, тёмные тяжёлые тучи грозили разразиться то ли дождем, то ли снегом, а остатки снега вчерашнего, мокрого, грязного, таяли, расползались под ногами; местами тротуар был покрыт ледяной коркой, и Василий Петрович старался идти осторожно, чтобы не поскользнуться. Он дошёл до остановки автобуса, где уже стояло несколько человек, по количеству собравшихся он сделал вывод, что автобуса не было давно, и стал ждать, но время шло, автобус не появлялся, а количество народа на остановке росло.

«Если и придёт автобус, влезть в него будет невозможно», — подумал Василий Петрович и пошёл пешком до следующей остановки.

Нужно заметить, что небольшой городок Понтополь отличался от прочих иных городов ещё и тем, что люди на остановках никогда не выстраивались в очередь, как это свойственно было другим, большим городам, здесь, ожидая транспорт, люди сбивались в беспорядочную толпу, и как только автобус или троллейбус подходил к остановке, то вся эта толпа ломилась в дверь, и ворваться внутрь удавалось тому, кто был более проворным, оставшиеся же на остановке в ожидании следующего автобуса постепенно зверели, оттесняя остальных, вновь прибывших, во время следующей попытки, таким образом, справедливость обеспечивалась душевным и физическим состоянием кандидатов в пассажиры. Хорошо усвоив эту особенность и осознавая свои ограниченные физические возможности, Василий Петрович решил ребрами своими не рисковать.

Так от остановки к остановке он и дошёл до своего дома. Начинало темнеть, короткий зимний день угасал, то здесь, то там зажигались желтые фонари, мимо проносились машины с зажженными фарами, разбрызгивая шинами мокрый снег вместе с грязью. Василий Петрович поднялся к себе на второй этаж, открыл дверь и включил свет. В квартире было тепло и уютно, он снял пальто, промокшую обувь, сел за компьютер и приступил к новой главе романа.

Повесть

На дворе стояла сырая, слякотная южная зима, временами шёл снег вперемешку с дождём, дул ветер, пробирая до костей пешеходов; дороги и тротуары местами покрылись скользкой, шершавой ледяной коркой. Выходить на улицу не хотелось, работа над романом не ладилась, Василий Петрович писал, переписывал, правил, потом бросал всё, ложился на диван и подолгу смотрел в потолок, пытаясь собрать мысли, которые разбегались и никак не хотели возвращаться к роману.

Неожиданно позвонил Воронский, он готовил сборник прозы местных авторов и попросил Василия Петровича подобрать что-нибудь из его рассказов. Василий Петрович вспомнил про свою неоконченную повесть, решил дописать её и отправить Воронскому, у него была ещё неделя времени. Появился стимул, публикация в сборнике, и Василий Петрович принялся за работу. Сидел часами за компьютером, не отрываясь; откуда-то из пространства появлялись мысли, сами собой оформлялись в слова и предложения, как будто кто-то диктовал ему то, что он писал. Писалось легко и быстро, а когда работа была закончена, он несколько раз вычитал повесть и отправил текст по электронной почте Воронскому. Повесть издателю понравилась, и он обещал включить её в сборник, однако через неделю позвонил и сказал:

— Поскольку тема повести не совсем обычна, неординарный подход к библейским сюжетам, я отдал её на рецензию, и вот получил ответ. Очень много замечаний, замечания серьёзные, в таком виде я её в сборник поставить не могу, заходите, отдам Вам текст.

— Хорошо, Валерий Павлович, завтра же зайду, — ответил Василий Петрович и повесил трубку.