Пальцы скользнули под край ее плавок. Она дёрнулась, но тщетно - он крепко прижимал к себе. Непроизвольный Лерин протест больше походил на нетерпеливое ёрзание и Граф все именно так и понял.
- Что хватит? - голос осип, в горле пересохло. Это был тот самый случай, когда будучи по плечи в воде, человек изнывал от жажды.
- Хватит изображать неприступность, когда тебя так откровенно трясёт от желания, Леррра…
- Да! - выдохнула она совсем не с той интонацией с какой собиралась. - Да, Глеб, хватит! Что ты хочешь? Чтобы я пришла и сама попросила? Не будет этого! Не будет! И если это единственный способ выбраться отсюда, прошу тебя, Г… - она задохнулась, потому что он развернул ее к себе, подняв волну вокруг и внутри Леры, и заставил посмотреть в его затопленные темной похотью глаза. - Глеб… сделай всё сам, - она попыталась проглотить отчаянно рвавшееся вместе с голосом сердце, отводя взгляд, - сделай, пожалуйста, всё максимально незаметно для моей психики. Так, чтобы мне не пришлось потом всю жизнь тратиться на психоаналитиков. Чтобы я забыла всё, как страшный сон на следующий же день!
Он вжал ее лопатками в бортик бассейна, приник всем корпусом, разрешил по-хозяйски бесстыжим ладоням мять Лерины ягодицы, впился губами во влажную кожу шеи. Поднял ее зад и усадил себе на бёдра. Чтобы как-то держаться, Лере пришлось обхватить его ногами. Неважно, что по большей части она оправдывала свою дерзость. Пришлось и точка! Потому что вода - не ее стихия. И потому что губы Графа больше не казались ей грубыми и жёсткими, а язык - скользким и противным.
- Обещаю сделать все возможное, чтобы ты запомнила это в мельчайших деталях. - Прошептал он, когда перестал терзать ее губы. - На всю жизнь. А если твоя гордость не позволяет тебе попросить меня об этом… - Граф сильнее прижал ее промежностью к своему паху, - просто оставь дверь открытой ночью. Сегодня. Я сделаю вид, что поверил в твою забывчивость. Женщинам это простительно. Стань женщиной, Лера. Тебе это так пойдёт…
Он отпустил.
Как Лера выбиралась из-под него и из бассейна, как драпала мокрая через весь первый этаж, как два раза чуть не навернулась, скользя голыми стопами по паркету, оставляя за собой лужицы - вот этот позор хотелось забыть навсегда! Вычеркнуть из памяти, стереть, высечь. Если бы только можно было…
Поплавала, называется! Будто в огне искупалась!
Добрела, шатаясь, словно гонимая бурей, до комнаты и грохнула дверью так, что звук эхом прокатился по всему дому.
Пока лихорадочно смывала с себя Графа в дУше, сочинила эссе про гордость. Наспех вытерлась, обмоталась полотенцем, побежала записывать в блокнот, пока не забыла. Выстрадала на бумагу всё, что никогда не решится высказать ему, потому что гордость…
Так и уснула…
Гордая и по-женски забывчивая. Словом - дура.
Глава 22
Глава 22
Лучше б я по самые плечи
Вбила в землю проклятое тело,
Если б знала чему навстречу,
Обгоняя солнце, летела.
Анна Ахматова
Психологи утверждают, что все фобии у человека родом из детства.
«Тоже мне, Колумбы».
Никакой крамолы в этом Лера не находила. Она и сама знала, что боязнь собак у неё из детской литературы. Тут и Фрейдом не надо быть, чтобы понимать откуда у ее страхов такие глаза и зубы. Из сказки про Красную шапочку, вернее - иллюстрации к ней.
Сборник творений кровожадных сказочников от Перро до братьев Гримм Вера Фёдоровна прятала от внучки не только потому, что книга была редким экземпляром ее букинистической коллекции. Она содержала в себе неадаптированные версии всемирно-известных сказок и изобиловала зловещими и совсем не детскими картинками, оттого для маленькой Леры представляла особую ценность.
Литературный источник ее кинофобии утрировано изображал жуткую пасть, капающую слюной на маленькую девочку. Куда там Кощеям и прочим фольклорным злодеям до ощерившейся мохнатой твари Шарля Перро. Который явно не про волка иносказательно намекал! Именно эта сказка пугала маленькую Леру больше всего, потому что в финале никакие отважные охотники никого не спасали. Коварный, хитрый волчара обманом устранял сначала бабушку, а потом на десерт лакомился внучкой. В назидание всем остальным беспечным и болтливым крошкам.
Свою лепту в развитие фобии вносила и колыбельная, предрекающая Лере, уснувшей на краю, укусы зубами в бок.
В другой…
В шею…
В плечо…
В бедро…
Хаотичное, но уверенное клацание челюстями над разнеженным телом все меньше походило на детский кошмар. И все больше - на неосторожно допущенную и ожившую фантазию половозрелой женщины. Но ощущения были слишком острыми, чтобы списывать их на иронию подсознания. Реальность опалила, морок испарился, как тонкая влага на раскалённом камне. Лера распахнула глаза. Но тут же захлопнула снова и сильно сжала веки.
Нет. Надо вернуться в сон. Пусть это будет сон. Дверь! Она же ее закрыла! Или нет?