Графские развалины

Кравцов, однако, предложенное орудие забраковал — резиновый жгут оказался слабоватым. Кончилось тем, что он взял рогатку Борюсика, тот завладел Женькиной, а её обезоруженную владелицу перевели в сестры милосердия. Фонарь нашелся в бардачке «Антилопы». Причем весьма подходящий — небольшой, плоский, с пружинным зажимом на задней стенке — можно подвесить на грудь, оставив свободными обе руки.

Аделина прокомментировала их приготовления:

— Писатель Кравцов впал в детство. Невосполнимая потеря для отечественной литературы…

После чего вышла из машины и вознамерилась идти с ними. Кравцов пытался было протестовать, но уперся взглядом в фамильный — совсем как у брата — упрямый прищур.

Спускаясь по откосу к речке, он вполголоса сказал Дане (остальные немного отстали):

— Этот «бомж» опасен. Очень опасен. Приглядывай за сестрой. И если… В общем, если из пещеры покажусь не я, а он… Не угрожай. Вообще не вступай в разговоры. Сразу стреляй. В голову. Сумеешь?

— Сумею, — жестко сказал Даня. — По воронам на лету труднее.

Кравцов глянул на него искоса и понял: сумеет. Без разговоров. В голову. Не понял только, хорошо это или плохо…

Взбираться по осыпающимся под ногами камням крутого откоса без помощи рук оказалось трудно, но последние метры до входа в пещеру Кравцов преодолел именно так, растянув резиновый жгут рогатки и вложив шарик. Фонарь на груди включил заранее, чтобы ни на секунду не отвлечься. Зря рисковать не стоило. Человек, управившийся с ротвейлером без намордника, наверняка способен атаковать молниеносно.

Но не атаковал. По крайней мере, вылазку не предпринял. В зеве пещеры — ни звука, ни движения. И — насколько видно в падающем снаружи свете — никого… Надо лезть. Ох, как не хотелось… Немая темнота казалась плотной, упругой, живой. А детское оружие в руках — смешным и жалким… Кравцов пригнулся и шагнул внутрь.

Пульс стучал в висках — чаще и чаще. Где-то внутри нарастал знакомый — полузабытый — холодок боевого азарта. Руки не дрожали. Он знал, что выстрел будет лишь один. И что промахнуться нельзя.

Почти сразу ход разветвлялся. Кравцов посветил в правый отнорок — аккуратно, повернувшись всем телом, не выпуская из вида левого хода. Короткий тупик. Никого.

Двинулся влево. Чуть дальше ход резко расширялся. Зал, о котором говорил по дороге Пещерник. Слабый луч увяз в темноте, не доставая до дальних стен. Кравцов замер у входа, ежесекундно ожидая стремительной и бесшумной атаки.

Ничего.

Глаза постепенно привыкли к сумраку. В зале никого… Куча тряпья в дальнем углу оказалась слишком плоской, чтобы скрыть человека…

Пульс медленно приходил в норму. Боевой азарт пошел на убыль. Кравцов подошел к скудному ложу, потрогал, — холодное, как и всё здесь. Никого тут и не было, никто не скрылся, издалека заметив их приближение…

Разочарование нарастало. Обычный бомжатник на одно койкоместо, и то опустевший… А меч наверняка почудился перепуганному Пещернику.

Поодаль от кучи тряпья виднелось нечто непонятное, Кравцов шагнул туда…

Шорох сзади ударил по натянутым нервам. Кравцов прыжком обернулся. И в последнюю долю секунды удержался от выстрела в Даню, осторожно заглянувшего в зал…

Выдохнул:

— Ну, Даниил… Я тебе где сказал оставаться?

— Так не сказали же, сколько, — парировал мальчишка. — Ушел — и нет, и нет… Может, тут вас на куски режут…

— Некому резать. Похоже, квартирант освободил жилплощадь.

…Единственная находка Кравцова — тряпка, запачканная какой-то смазкой — сразу избавила Васю-Пещерника от подозрений в неадекватном восприятии реальности увеличенными от страха глазами. На тряпке было несколько параллельных, бритвенно-тонких разрезов. Смазку ею снимали с чего-то очень острого…

…Каменный обрыв — над входом в пещеру совершенно отвесный — на самом верху переходил почти под прямым углом в поверхность земли. Корни росших на краю кустиков бузины свисали вниз. Притаившийся над обрывом человек провожал взглядом семерку, шагавшую обратно. Рядом с ним лежал небольшой тюк и длинный сверток. Потеря ставшего опасным убежища человека не расстроила. Отсыпаться сегодня днем он не собирался.

3

— Пенегин или Пинегин? — переспросила дежурная по справочному больницы.

— Пи-не-гин, — повторил Кравцов, артикулируя каждый звук старательно, как педагог в школе для детей-олигофренов.

Новые технологии добрались и сюда. Дежурная не зашуршала бумагами — начала тыкать пальцем (одним) в клавиатуру компьютера. Вид у нее был при этом, как у ученика пресловутой школы, впервые попавшего в кабинет информатики. Взгляд бегал по клавишам в поисках нужной, затем палец быстро устремлялся вниз, словно спешил раздавить шустрое и зловредное насекомое.

Как ни странно, система сработала.

— Умер! Позавчера ночью! — расцвела радостной улыбкой дежурная.

Едва ли её ликование относилось к смерти Пинегина, скорее к одержанной победе над чудом враждебной техники, — и всё равно Кравцову стало мерзко. Он развернулся и отошел.

— Вы родственник? — спросила вслед дежурная, запоздало пытаясь натянуть скорбную мину.

Но Кравцов уже выходил.