Гракх Бабёф и заговор «равных»

Сообщений из девятого округа сохранилось немного, зато сохранилось письмо Тайной директории его агенту Дерэ с вопросом о том, почему от него до сих пор нет отчета. Возможно, тот медлил из страха: два дня спустя он написал в штаб о том, что правительству, похоже, все известно об их планах, по крайней мере так поговаривают. Бабёф успокоил Дерэ, написав, что никто ничего не знает: есть, мол, только общее беспокойство из-за смелых писателей. После этого из девятого округа пошли, наконец, списки патриотов и «шуанов» и другая информация. Также Дерэ сообщил, что есть ордеры на арест Казена и Россиньоля: следовательно, он был знаком и с другими агентами, и с военным руководством заговора - тут конспирация явно хромала{438}.

О деятельности Пьеррона, которого, как уже говорилось, сделали агентом позже остальных, не сохранилось сведений. Есть только адресованное ему письмо с назначением. Принял ли он его - неизвестно{439}.

Бодсон, агент одиннадцатого округа, будучи давним знакомым Бабёфа, позволял себе, как и Фике, несколько поучать руководителей заговора: наравне с Казеном он обращал внимание на необходимость задействовать детей и женщин, иметь готовые агитационные материалы на момент начала восстания и заявлял, что пропагандировать в пригородах гораздо важнее, чем то, чего требует Тайная директория. В целом от отчетов Бодсона веет пессимизмом, скепсисом и беспокойством, если не паникой. Он волновался по поводу недоверия, которое может возникнуть между патриотами из-за разности взглядов на революцию (мы помним, что Бодсон был эбертистом, тогда как господствующим настроением среди левых сил в IV году была ностальгия по Робеспьеру!), отмечал, что к движению боятся присоединиться люди, способствовавшие термидорианскому перевороту из лучших побуждений, а теперь опасающиеся мести. Бодсон призывал штаб не полагаться на помпезные рапорты других агентов и иметь в виду, что многие люди, «как автоматы», ничего не смыслят ни в Конституции 1793 г., ни в нынешней. К 29 жерминаля он так и не смог приступить к работе в двух из четырех вверенных ему секций, поскольку никого там не знал. 13 флореаля Бодсон писал, что настроение неуверенное и надо бы позволить народу знать больше о планах заговорщиков; также беспокоил Бодсона непроясненный вопрос о дате восстания: его начала ждали накануне. В последнем из сохранившихся отчетов Бодсон просил дать ему больше времени на выполнение заданий и не требовать невозможного{440}.

Настроения в двенадцатом округе, судя по отчетам Моруа, напрямую зависели от положения дел в полицейском легионе: пока легионеры бунтовали и формировали общественное мнение, настрой был лучше некуда. Вслед за нетерпением, когда вспышки в середине флореаля не случилось, пришло разочарование. В последнем отчете Моруа жаловался на то, что оказался в крайне неприятном положении: его считают предателем; патриоты, многие из которых пригласили из пригородов близких (видимо, участвовать в восстании), и попросту бегают от него{441}.

Писал Моруа, как и Казен, со множеством ошибок. Политическая грамота тоже давалась ему нелегко. Казен с удовольствием отмечал, что народ говорит о Конституции 1793 г. и скучает по Робеспьеру, но, похоже, имел некое смутное представление о том, что настоящей целью заговорщиков является коммунизм. В одном из его отчетов есть пассаж на эту тему, правда, довольно невнятный:

«Я ежедневно стараюсь дать почувствовать своим малообразованным собратьям, что демократия - это общее счастье, реальное равенство, и не химерическое и иллюзорное, внушить им, что слово собственность состоит не в том, чтобы обладать домом или землей, а в каком-то ремесле, что жить в обществе - это не то, как если чудище из правительства провозгласит аграрный закон, от которого ему самому смешно; одни лишь бумаги, которые я получаю от вас, служат мне компасом, которым я руководствуюсь»{442}.

Это маловразумительное высказывание, толком не позволяющее сделать вывод о том, был ли Казен действительно коммунистом или нет, - единственное или практические единственное сообщение на тему проекта «совершенного равенства», встречающееся на страницах агентских отчетов. Если прочитать эти отчеты сами по себе, не зная о том, что они относятся к заговору коммуниста Бабёфа, создастся полное впечатление, что инсургенты готовят реставрацию режима II года. Слова о Конституции 1793 г., Якобинском клубе и трагедии 9 термидора встречаются постоянно, но свидетельства понимания, принятия, пропаганды именно коммунистических идей найти не так-то просто. Причем это касается и «случайных», и «неслучайных» агентов: и тех, кто общался с Бабёфом давно, и тех, кто получил анонимный пакет с инструкциями уже в жерминале; и грамотных, и неграмотных.

Как мы видим, состав агентов был очень разнородным не только в смысле их образованности, но и в том, что касается близости к центру: одни были активными творцами заговора, другие - мало что понимающими исполнителями. Правила конспирации, по-видимому, тоже не были одинаковым для всех.