Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020

С одною-хорошей, порою
мы вместе на берег короткой реки —
Салгир называлась…
   Со мною
одна очень споря

, и не пустяки!

Где ивы растение тенью

легло нам на руки – мы сразу в тени
с подарком такого портвейна,
вопросы решая, волнуясь одни.

Андрей Поляков. «Диспут»

[888].

В некоторых контекстах подлежащее выражено неодушевленным существительным:

Жив Бог, жива и наша в Нём душа.
Из гноища к Нему моя молитва.
И если жизнь пред Господом не битва,
То что же вопль мой, дух вооружа

?..

Олег Охапкин. «Испытание Иова»

[889] ;

солоноватый привкус во мне оживал спустя
полстолетия, школьником, наш Брокгауз
обрывался на букве П, на Первой Войне
дальше – свалка, пустырь, битым стеклом блестя

…блеянье у доски, состоящее больше из пауз
и насколько хватало зрения – мусор мусор в окне

Виктор Кривулин. «Французский сад»

[890].

О. Г. Ревзина пишет:

В литературном языке отсутствуют прямые ограничения на характеристику субъекта по одушевленности – неодушевленности в предложениях с деепричастными оборотами. Но косвенные признаки указывают на то, что субъект наделен в них признаком активности (Ревзина 1983: 222).

Пример из стихотворения Виктора Кривулина «Французский сад» этому противоречит: блестеть не является активным действием.

О. С. Биккулова выделяет деепричастные конструкции с неодушевленным субъектом, описывающие действия этих субъектов, наблюдаемые со стороны. Такие конструкции содержат деепричастия от глаголов типа белеть, звучать, мерцать.

Считается, что глаголы с производным (переносным) неакциональным значением ограничены в возможностях образовывать деепричастия: *Окна, выходя в сад…; *Дом, стоя на окраине города… (глаголы выходить, стоять предназначены для выражения действий, прежде всего, человека; в конструкциях с неодушевленными подлежащими эти глаголы теряют возможность образовывать деепричастия). Их основное и производное значения входят в противоречие. Тем не менее существует ограниченное количество такого рода употреблений деепричастия с неодушевленным субъектом, которые находятся на периферии нормы, но все же встречаются в текстах. Предположительно, они связаны с «молодостью» самой деепричастной формы и нечеткой границей между функциями современных причастий и деепричастий (Биккулова 2011).

В стихотворении Виктора Кривулина актуализированы одновременно атрибутивная и предикативная функции деепричастия блестя: оно может читаться и как определение, и как сказуемое. При попытке преобразовать синтаксис этого текста в современный нормативный возможно двоякое прочтение: пустырь, битым стеклом блестящий (блестевший) и пустырь битым стеклом блестит (блестел).

Очень вероятно, что атрибутивное употребление деепричастий в современной поэзии воспринято не столько из древнеславянских текстов, сколько из поэтики О. Мандельштама[891].

Независимая предикативность деепричастий

Деепричастие, в соответствии с современной нормой его употребления, является зависимым от основного глагола в личной форме. В поэзии зависимая форма стремится стать независимой: «Для развития русской поэзии в ХХ в. характерно постепенное „освобождение“ форм зависимого таксиса от опорного предиката» (Николина 2009: 83).