Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020

Мне тоже мыли голову в грозу
(не помню – почему,
но точно: мыли),
а мы с сестрой стояли на полу
и вот – глазьми

,бесцветными, цветными,
как два врага, смотрели на себя

Мы никогда все это не любили.

Но почему все это – помню я?

Дмитрий Воденников. «Мне тоже мыли голову в грозу…»

[212] ;

Вчера под окнами моими
Подранили машину
Она всю ночь словно Наина
Кричала и слезьми

большимиНаверно капала на снег
А что? – какой-то человек
Видно, хотел украсть ее
Увести от хозяина родного, беспутного,
пьяного, валяющегося где-то в сугробе и снами
про Америку райскую наслаждающегося

Дмитрий Александрович Пригов. «Вчера под окнами моими…»

[213].

Подобными формами художественные тексты препятствуют вытеснению окончания, когда-то принадлежавшего склонению на *-ì, находя для такого окончания новую (поэтическую) функцию – уже независимо от типа склонения существительных. При тенденции к унификации всех типов склонения и, соответственно, перераспределении флексий на стилистических и семантических основаниях, подобные формы представлены и в истории языка в частности, фольклором: Да Васинька Окулович весьма велик: / Промежду-де плецьми его коса сажень, / Промежду-де глазьми его целой аршин – Былина «Иван Годинович» (Былины 2001: 53), литературой XIX в.: Л. А. Булаховский приводит формы ушьми, плечьми из произведений М. Ю. Лермонтова, Н. А. Дуровой, К. Н. Батюшкова (Булаховский 1954: 75).

В современной поэзии создаются контексты с парадигматическим выравниванием в системе склонения:

Вертится чудесное колесо

,Перед нами ясное небесо.
Перед нами ясное небесо.
Это просто чудо-чудесо.

Псой Короленко. «Чертово колесо»

[214].

Этот контекст указывает на случайность исторически сложившихся расхождений между формами именительного падежа ед. числа тех слов, которые в исходном склонении на согласный звук имели одинаковые флексии начальной формы.

В сущности, импульс исторического развития языка с его тенденцией образовывать формы существительных по аналогии (в этом и заключается динамика в системе склонения) аналогичен импульсу рифменного притяжения слов и форм:

И видно, как все меньше раз за разом
несут на белом к смутным тем березам
дощатый гроб великим переносом

Когда я проезжал и видя корпуса

(забыл упомянуть, что здесь теперь Мокса)
другая жизнь, другие трубеса

Генрих Сапгир. «Хороны барака» / «Генрих Буфарёв. Терцихи»

[215] ;

В серых колготках, надетых на стрелки часов,
Время не может найти утешительных слов
для андрогинной природы…
Вот и рифмуешь: лесов-парусов-небесов.
Хочется кушать? Добавишь еще – колбасов,
и завершишь – бутерброды.

Александр Кабанов. «Дождь отшумел, полусухой красный ампир…»

[216].

В современной поэзии встречается много примеров распространения окончания -ов / -ев в род. падеже мн. числа на существительные женского рода:

Москва! – как много в этом зыке!
Москва! – как много в этом соке!
Москва, ты ищешь в каждом лыке
Возможность встать в чужие строки.
<…>
Я помню: юношей безродным,
Ещё не отпустив усов,
К тебе стремился я, голодный,
За-ради мяс и колбасов

.

Ефим Беренштейн. «Оп-ца-ца»

[217].