Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020

Последний император закурил
И робко вывел дымом на обоях, —
Вначале рухнул Автор, позже – Рим,
И лишь затем любовница обоих.
А под окном знаком до кинолент,
В проекции внезапной как Меркатор,
В полдневный жар терзал коньяк «Дербент»
Последний и, суровый, гладиатор.
Остановившись на шестом глотке,

Как на поэте – смерть, (зрачок – суть боги),

Он выдавил прикладом на песке, —
Я – Ной. Я – спасся. Ной – един во многих.
И крыльев нет, что хуже, чем нет крыл,
Великий дар – лететь не обжигая,
Так гладиатор сферы посетил
И вывел влажным пальцем «дорогая».
Но император, был превыше всех
И был велик, как зритель и дальтоник, —
Он на секунду поднял палец вверх,
Его вонзая в ветхий подоконник.

Дима Мониава. «Последний император закурил…»

[251].

Персонажи этого стихотворения император и гладиатор – пациенты психиатрической больницы, мечтающие ее покинуть (в тексте изображены многие современные реалии, он входит в цикл «Стансы к медсестре»). В таком случае строку И крыльев нет, что хуже, чем нет крыл можно понять так: в изображенной ситуации помогли бы реальные крылья, а не условные поэтические «крыла» (Ср. стихотворение А. С. Пушкина «Сижу за решеткой в темнице сырой…» со словами Давай улетим). Д. Мониава в телефонном разговоре подтвердил, что речь идет о психиатрической больнице, согласился с этой версией антитезы, но сказал, что, по его замыслу, форма крыльев относилась к самолету как символу эпохи модерна, уповающего на технический прогресс, а форма крыл как архаическая указывала на христианство. Строку И крыльев нет, что хуже, чем нет крыл Д. Мониава объяснил тем, что опора на технический прогресс менее надежна, чем опора на моральные ценности.

Системная вариантность форм родительного падежа множественного числа слов мужского рода, преимущественно с окончаниями -ов/-ев и нулевым окончанием (типа помидоров – помидор) в современной поэзии побуждает авторов употреблять формы с нулевым окончанием и в тех случаях, когда норма препятствует этому.

При очевидной интертекстуальности формы родительного падежа множественного числа гад (т. е. при отсылке к строке И гад морских подводный ход из стихотворения Пушкина «Пророк») обнаруживается дефразеологизация существительного – изъятие его из устойчивого сочетания гад морских:

В змее реки листов и гад
Водилось много в ней
Восток перетекал в закат
Алей и зеленей

Анри Волохонский. «Дом и река»

[252] ;

любезный воздух мой и ты моя вода
и гад заоблачных

ненужное летаньеневидимых камней подземная война
все передано мне в удел и пропитанье

Алексей Хвостенко. «Пока переживать сознанию не больно…»

[253] ;

И видит глаз – назад, и вверх, и прямо,
и гад

подводных, и надводных гад,и каждой жизни жесткая программа
свершается как будто наугад.

Ирина Знаменская. «Как сохранить фасеточное зренье…»

[254].

Влияние пушкинского формоупотребления гад морских настолько велико, что нулевое окончание родительного падежа множественного числа тех слов мужского рода, которые в соответствии с нормой современного русского языка не должны иметь такого окончания, само по себе воспринимается как грамматический поэтизм, употребляемый и с романтическим пафосом, и с иронией:

На черно легли
звёзды – божий пот.
Глянь – в глазах нули,
лодочка плывет.

Чёрная река,

белых бинт замах,
мы на вёслах кар,
сигарет в зубах.

Анджей Иконников-Галицкий. «Слева месяц-мент..»

[255].