Грамши

Иные задачи становились в порядок дня. Итальянская буржуазия (интервенционистского толка) выдержала, что называется, характер, не сдала позиций. Нейтралистов удалось как-то приструнить, замазать им рот. Союзники спасли положение на фронте. Но итальянская армия еще не оправилась от сокрушительного поражения. На это потребовалось время. И немалое. Целый год.

Фиуме и прочее…

4 ноября 1918 года, вечером, специальный бюллетень генерала Диаца сообщил о заключении перемирия. Победа! Ликованию не было границ.

Началась демобилизация. Шла она медленно, видимо, власти опасались внезапностей и эксцессов. Солдаты расходились по домам. Нельзя сказать, чтобы они были обременены военной добычей. Но у каждого из них был так называемый «пакет одежды» — смена белья и отрез на костюм, завязанные в бумажный платок, на котором была изображена карта Италии, нет, не просто карта Италии — на ней особо были выделены Тренто и Триест, — словом, демобилизованные были наделены не только личной сменой белья, но как бы и индивидуализированными территориальными притязаниями.

Правда, пока еще не было известно, получит ли Италия все, что надеялись получить ее тогдашние правители.

А покамест начались банкеты. Было произнесено множество пышных фраз, много говорилось о величии Италии. Говорилось о ее славной истории, о великом прошлом, являющемся залогом блестящего и славного грядущего, и особенно о величайших жертвах итальянского народа, о крови, щедро пролитой им, и о том, что, конечно же, эти жертвы должны быть, непременно должны быть вознаграждены по справедливости.

Кое-какие территориальные притязания Италии были в конце концов удовлетворены. Но далеко ее все. Пожалуй, самым главным (и наиболее болезненным, наиболее уязвляющим национальную честь в случае отказа) было требование о присоединении к Италии области Фиуме — Фиуме, ныне Риеки, на Далматинском побережье Адриатики.

Область эта до момента перемирия принадлежала Австро-Венгрии, и вот теперь руководители итальянской политики жаждали ее получить. Они доказывали исконную принадлежность этих районов Италии, во всяком случае преобладающее культурное влияние итальянцев в этом районе. Представитель Италии на мирных переговорах в Версале Орландо неустанно напоминал другим членам «Большой четверки» — несговорчивому Вильсону, валлийскому хитрецу Ллойд-Джорджу и «тигру» Клемансо — о том, что Фиуме должен, непременно должен стать итальянским. Но Вильсон, Ллойд-Джордж и Клемансо не шли ни на какие уступки. «Фиуме — нет!» — отвечали они. И Орландо, ловкий политик, обходительный и любезный человек, само обаяние, так и не сумел ничего противопоставить их настойчивости. Фиуме оставался в руках южных славян.

Все эти обстоятельства не могли не сказаться на размахе и накале патриотических настроений в самой Италии. Официальные политики и профессионалы дипломаты были вынуждены ограничиваться словесными просьбами, мольбами и укорами. И тогда наступил черед политиков иного склада, если так можно выразиться — политиков-дилетантов. На подмостки истории снова вышел уже знакомый нам Габриэле Д'Аннунцио.

И вот теперь, в 1919 году, поэт и авиатор Д'Аннунцио сформировал отряд легионеров. Нет, итальянской делегации на Парижской мирной конференции не удалось добиться присоединения Фиуме к Италии. Дележ добычи шел, что называется, по рангу. Италия явно оставалась за флагом. Габриэле Д'Аннунцио решил исправить дело. Во главе легионеров он самолично захватил Фиуме.

Д'Аннунцио всерьез возомнил себя чем-то вроде Джузеппе Гарибальди. Находясь в Фиуме, он выдвинул предложение о «походе на Рим», он провозгласил также «Хартию Куарнаро» — документ, определявший строй будущей «Республики Фиуме», республики, которую он намеревался основать.

Нитти, тогдашний председатель совета министров, всполошился. Он принял всевозможные меры, чтобы взбалмошному поэту, явно метившему в Гарибальди и Отцы Отечества, никоим образом не удалось осуществить свои далеко идущие планы. Попутно выяснилось, что поведение Д'Аннунцио не приводит в восторг короля Италии, тем паче что отпрыски королевского дома — герцог и герцогиня д'Аоста явно удили рыбку в мутной воде, намереваясь извлечь для себя выгоды из экстравагантных деяний поэта, — герцог то и дело ездил в пограничную зону, а герцогиня д'Аоста отправилась в Фиуме, чтобы поплакать над телом убитого легионера, одного из верных сподвижников Д'Аннунцио.

Все это было чревато всяческими нежелательными пертурбациями, и фиумскую историю поторопились, что называется, спустить на тормозах.

Но дело-то ведь было не только в самом Габриэле Д'Аннунцио. Фиумская авантюра была явным знамением времени. Империалистические круги итальянской буржуазии широко поддержали ее. Повторялась предвоенная история, история с «интервенционистским движением», использованным для давления на парламент и правительство.