Грань бессмертия

Модест Мюнх — представитель церкви былых веков — могучей, всесильной. Но его время кануло в прошлое. Наука наступала беспрерывно в течение четырех веков, вытеснила религию с Земли, из космоса и человеческого сознания. Единственное, за что еще можно уцепиться церковникам, это смерть. Из гроба еще никто не возвращался, и священнослужители утверждают, что именно там, за гранью смерти, начинаются владения религии — там бессмертные души, там божество.

И вот наука, пока фантастическая, в повести Боруня переступает грань бессмертия, точнее бы сказать — «грань смерти». И с этим новым успехом сталкивается среди прочих священник Альберди.

Альберди — полная противоположность невежественному фанатику Мюнху. Это добрый, достаточно образованный человек и терпимый служитель церкви. Он представляет не всесильную церковь, а отступающую, но мягко и гибко отстаивающую свои позиции. Однако последняя позиция — смерть. И добрый Альберди противится продлению человеческой жизни. Пусть на словах, в спорах, но он старается доказать невозможность победы над смертью. Столкнувшись с новым успехом науки, он не отрицает очевидное, не упрямится, отступает на шаг, признает успех, но тут же ищет лазейку: дескать, душа Хозе задержалась тут временно, а потом все равно уйдет в загробный мир. Да, Альберди проявляет гибкость и терпимость. Но ведь это его паства толпой идет разрушать институт, восстанавливает права смерти, уничтожает окончательно Хозе Браго. И темные силы, науськивающие толпу, играют на предрассудках, внушенных церковью и вольно или невольно поддерживаемых этим самым Альберди.

Мечта о бессмертии одна из самых древних и непреходящих у человека. Недаром и религия пристроилась к этой мечте, обещая бессмертие загробное. О победе над смертью мечтала сказка, о победе над смертью самыми разнообразными способами мечтает и фантастика. И Борунь записывает память человека на некое силикаторганическое вещество, аналогичное белкам и способное к самосовершенствованию, подобно живой материи.

Правда, герой Боруня тоже не беспредельно счастлив, он оживлен наполовину, сохранил память без тела, мышление без активного действия — полусуществование. Однако это препятствие преодолимо. Мы читаем о первом опыте, самой первой попытке, а ведь всякий метод поддается улучшению, это вопрос времени.

Борунь не первооткрыватель темы. Да и как можно быть первооткрывателем в извечных для человека проблемах. С тех пор, как существуют люди, их волнуют любовь, труд, свобода, власть, благополучие, истина, смерть, бессмертие. С тех пор, как существует литература, она обсуждает эти проблемы. И каждый новый автор только вступает в вековой спор: приносит новые наблюдения, соображения, предложения, а иногда и возражения. Идет многовековая всемирная дискуссия о жизни. И тема произведения нередко отыскивается в работах другого писателя. Хочется возразить ему — вот и тема.

Мне представляется, что некоторые вещи Боруня родились в литературной дискуссии с С. Лемом. Я имею в виду «Токкату» и не вошедший в настоящий сборник рассказ «Третья возможность».

Облик братьев по разуму — сознательных обитателей других миров — одна из любимых тем научной фантастики. Одни писатели считают, что жизнь везде развивается почти одинаково и разумные существа повсюду должны быть похожи на человека, можно даже влюбиться в девушку с чужой планеты. У других писателей наши космические «братья» мохнаты, чешуйчаты, пятиноги, шестиноги, хвостаты… но почти всегда они живут на суше, на планетах, похожих на Землю, с прозрачной атмосферой, обогреваемых своим солнцем. И всегда эти разумные братья образуют общество, напоминающее наше.

А нельзя ли предположить что-нибудь принципиально несходное? — такой вопрос поставил Лем. И изобразил в романе «Солярис» разумный океан — общество-существо размером с планету. Так помимо земного варианта — разумное общество, состоящее из разумных самостоятельных особей, — появился еще (на бумаге) и солярисовский: общество-существо, состоящее из неразумных слитных деталей — атомных, клеточных или каких-то иных.

— Нет ли еще и третьей возможности? — спросил себя Борунь. Придумал и описал возможность третью: разумное общество, состоящее из неразумных самостоятельных особей — некое подобие муравейника, который научился мыслить. Как можно оправдать существование такой удивительной комбинации? Может быть, муравейники все совершенствовались и приобрели коллективный разум, а может быть, как и предположил Борунь, на той планете деградировало нормальное общество, угнетатели подавили разум своих рабов, а потом и сами лишились разума.

Но в «Третьей возможности» спор с Лемом идет по второстепенному мотиву, а в «Токкате» по существу — о будущем.