Грань креста

Рация забулькала, захрипела и объявила:

— Зенит Пауль-Борис один-девять, ответь Зениту.

Я нехотя оторвался от насиженного места и поднял трубку:

— Слышит вас один-девять.

— Зенит Пауль-Борис один-девять, для вас работы пока нет. Возвращайтесь, будьте на рации.

— Возвращаемся! — радостно вскричал я. Спать урывками и жрать всухомятку надоело. Хоть на какое-то время кости на топчан бросить, чайку горячего попить.

Люси, слезая с гриба, скептически бормотала под нос невесть кем сложенный стишок:

Отвечал диспетчер сразу:
«Возвращаемся на базу».
Рано ржать довольным смехом
— До нее далеко ехать,
По дороге целый пуд
Вызовов тебе дадут.

Общее настроение поднялось. Нилыч очнулся и включил зажигание. Я вскочил в кабину. Мышка запрыгнула на становящееся привычным для нее место — в карман рубашки. Скрежетнув сцеплением, машина бодренько побежала в сторону базы. Нилыч радовался:

— Нам всего-то один сектор проскочить, городской. Сейчас быстренько с мигалкой пройдем — и, считай, дома.

— Ох, не сглазь!

— Молчу, молчу!

Старенький вездеход торопился изо всех сил, распугивая транспорт и пешеходов огнями проблескового маяка и подвыванием сирены. Кварталы домов сливались в сплошную серую стену.

— Зенит Пьер-Богдан один-девять! — зарокотала рация. — Ответь Зениту! Завизжали тормоза.

— Черт тебя за язык таскал! — хором объявили мы Нилычу. — Хрен глазливый!

— Один-девять, попутно обслужите вызовок.

Наш общий тяжкий вздох долетел до Центра безо всякой рации.

— Там констатация смерти, дел на минуту, — диспетчер почти извинялась, полиция уже выехала.

Нам полегчало действительно на минуту. По не известным никому причинам полиция не имеет права забирать труп с места происшествия, пока медики не подтвердят факт смерти. То есть мера, конечно, разумная — человека без сознания, в коме, наконец просто глубоко пьяного можно подчас перепутать с покойником. Но нельзя же доводить до абсурда! Тело, пробывшее на дне реки несколько дней, сожженное до костей, прошитое пулеметной очередью, безголовое, упавшее с тридцать седьмого этажа, нередко лежит на месте, покуда не приедет сонный медик и не бросит полицейским: «Забирайте».

Ехать пришлось недолго. Судьба явно к нам благоволила.

Люси подниматься отказалась:

— Тебе и одному там делать нечего. Данные только на него уточни, если они известны.

Прихватив ящик (положено — вдруг клиент еще не совсем помер и требует реанимационных мероприятий), я вознесся на лифте на двенадцатый этаж узкого кирпичного дома. Двери открыл невысокий испуганный мужичонка средних лет.

— Доктор, скорее, сюда, сюда!

Я прошел в комнату. Ничего похожего на труп там не наблюдалось.

— Кто умер-то?

— Да я его не знаю совсем, я его раньше и не видел. Пришел с прогулки, а он лежит. Я полицию вызвал, я вас вызвал. Думал, он совсем мертвый, а сейчас, перед тем как вы пришли, вроде пошевелился. Посмотрите, может, он еще жив?

— Где он, не вижу.

— Да вот же, доктор. — Мужичок бросился к дивану и затеребил аккуратно сложенное одеяло. — Вы гляньте, может, ему еще можно чем помочь? Вдруг удастся спасти?

Он продолжал горевать перед пустым диваном. Так. Приехали. Псих? Вряд ли. Что тогда? А-а, вон батарея пустых бутылок под радиатором отопления. Пьян? Нет. Запаха не слыхать.

— Как попил-погулял, друг?

— При чем тут это? Вы посмотрите, он точно умер?

— Умер, умер. Ему уже не поможешь. Помогать теперь тебе надо. Долго пил?

— Недель с пару. Но я уже три дня во рту капли не держал!

Все точно. Делирий, а в просторечии «белая горячка», развивается вовсе не в моменты страшного перепития, как полагают многие. Она начинается на третий день воздержания (плюс-минус денек в зависимости от здоровья), обыкновенно в сумерках — когда вечереет или под утро. Данный кадр либо отклоняется от нормы, либо просто не проявил еще себя в должной степени. Ах ты, черт! Браслетки-то в машине! Где была моя голова, когда я, почистив их, назад в карман не положил?!

Я обшарил взглядом комнату, пытаясь обнаружить что-либо подходящее для того, чтобы связать алкаша. И ничего не нашел. Мужик-то хоть и маленький, да жилистый. Если начнет сопротивляться, в одиночку до машины дотащить его будет проблематично. Глянь-ка, понял, что что-то не так.

— Друг, слышь, ты не думай, что это я его убил. Я его знать не знаю. Меня не обвинят? Ответь, кто сказал, что я убил?

— Никто ничего не сказал. Я тебя ни в чем не обвиняю.

Ага, вот выход! Сейчас я его в автомобиль-то и заманю.

— Брат, оно тебе надо, чтобы у тебя в квартире труп лежал?

— Да вы что! Деньте его куда-нибудь.

— А ты поможешь носилки нести? Если поможешь, увезу.

— Помогу, помогу, только заберите. А то вон за стеной говорят: «У него в квартире труп».

— Тогда я пошел за носилками.

План прост: принести носилки, погрузить на них одеяло, и пусть клиент помогает тащить до машины. А остальное уже дело техники. Заручившись согласием клиента, двинулся к выходу В дверь постучали. На пороге стоял молодой офицер полиции. Слава богу!