Грань (СИ)

Не надо было б говорить, но я ведь одобряю. Я одобряю даже, когда он со стоном: — О-о-о... – пропихивается глубоко ко мне в горло, да так, что из глаз моих брызжут слезы. Когда, упершись, не дает дышать, когда, подрагивая, кладет мне руки на волосы и натягивает на него мой рот, когда, срываясь, бьется ко мне в рот до моего полузатмения, когда заставляет от этого содрогаться, задыхаться, сглатывать, почти сознание терять от жесткого минета, в слезах купаться, слюной захлебываться от того, как глубоко член его вбивается ко мне в горло – я одобряю. Я требую. Я требую еще.

Я требую его, и я хочу его – я давно разбухла, у меня между ног все давно вопит о нем, захлебывается вместе со мной. Я теку и кажется, даже чувствую, как с кипящим ревом вырываются из меня реки, ревут о том, как сильно я хочу его. Мне больно от того, как сильно я его хочу.

И я отсасываю ему как следует. Так, как хотела бы, чтобы отсосали мне, если бы у меня был член. Так, как сама хочу отсосать его члену.

Он лишь покряхтывает, повелительно покачивает задницей, ворочает членом у меня во рту, моей головой– вокруг члена.

Между ног истекаю восторгами от его восторга, восторгом от его желания. И моим желанием, которым пока пренебрегли, как будто. Между ног у меня мокро и сиротливо – единственное, что сейчас могло бы меня расстроить. Но не расстраивает.

Рик в полном отпаде. Он впихивает мне между разбухших половых губ ладонь тянет меня наверх, бормочет в губы:

— Сю-да-а...

Горло дерет от жесткого минета, как будто меня душили только что – да ведь так и было. Губы побаливают от прессингов, на них не смолкли, не остыли еще жарко-дерзкие напевы – его члену.

В награду к ним жмутся его губы, которые он только что сжимал в экстазе, и в рот ко мне вместо члена глубоко проталкивается его язык.

Я не пьянее от минета – мне кажется, что алкогольный хмель прошел, когда я склонилась над ним, и я опьянела от него, но уже по-иному. Разлохмаченная и, наверное, вся в подтекшей туши, жадно покусывающая его губами в ответ на его покусывания – тоже губами, одними губами только. Хотим друг друга жадно, но не злобно. Судорожно втягиваю в себя его запах, заполняю себе легкие, как хотела бы, чтобы он заполнил собой меня.

Я возбуждена так сильно, что в поцелуях с ним легонько подергиваю бедрами, вожу влево-вправо, сжимаюсь-разжимаюсь внутри, там, где ему не видно – а ему «видно». Он кладет руку мне на попу, другой лезет под «кирпичное» платье.

За попу же меня разворачивает – к себе задом, рвет в сторону черные трусики-стринги, абсолютно мокрые и, лизнув для проформы киску, лаконично объявляет мне в спину:

— А теперь – ебаться.

Раз-раз-раз... Первые два «раз» уже были, а сейчас – третий «раз» — это был тот, когда он вошел в меня. Ненавижу не видеть его лица, когда он входит. Упрямо рисую его себе на бетонной стене, оскаливаюсь ему, сладострастно улыбаюсь.

Улыбаются его ладони у меня на попе, улыбается мое стонущее от пьяного желания влагалище. Улыбается шейка матки внутри меня, с которой встречается-разбегается головка его члена, встречается-разбегается, встречается-разбегается...

То ли упахивается он, то ли, задобрившись моей распущенной податливостью, успокаивается его озверело-злая похоть, но он находит некий ритм – теперь его проникновения страстно-плавные, вязкие, неспешные. Руки ищут меня, всю меня. Постоянно ищут, неутомимо. Попу нашел уже, натрогался, теперь находит груди под платьем, сжимает-разжимает в такт встречам-расставаниям его пениса с моей вагиной.

Опять сбивается с такта, от сисек лезет-ищет вверх к плечам, к шее, добирается до горла. Нам жарче. Вагина-пенис резвее спрыгиваются друг с другом. Ускоряется во мне, ускоряюсь ему навстречу.

Держит меня под горло. Трахает до пищащей от кайфа боли, до полного затмения. Там наверняка таким образом порвать что-то можно. Или растянуть сильней.

— Э-э-э... – рычу-стону я.

— Давай, давай... – стонет он.

Он ведь контролирует? Он помнит, когда «пора хватит», да?.. Не уверена... Как мне в этом разобраться, если я не вижу его лица? Всего его не вижу. Только руки его, что терли меня, гладила своей рукой, теперь потрепываю ту, что схватила меня за горло, и умудряюсь трогать губами, щеками, ласкаюсь о нее.

Рик замедляется, затем и правда выходит, чтобы развернуть меня к себе.

Осознаю, что мы ебемся на каком-то столе. Пылаю, словно гигантская свечка. Мокрая, растраханная свечка. Не чувствую, что на столе вообще-то жестко и давит – пьяна-обезболена бескрайней похотью.

Вот оно, наконец, вот его лицо. Вот он весь – надо мной. Он видит, как мое лицо при виде его, должно быть, просветлилось и вспыхнуло. Видит и сам меняется в лице, вспыхивает сам и лезет целоваться.

— Сладкий... – шепчу ему и с наслаждением встречаю губами и языком его поцелуи.

Он держит меня под спину, а я обнимаю его ногами:

— Я хочу тебя, — и сама ввожу в себя его член.