У меня голова кружится от его злобной любовной дикости. Я с наслаждением царапаю ему спину, вонзаю ногти ему в задницу – он не один такой, мне тоже мяса хочется.
— Кончай, стер...вочка... – рычит он мне в шею одними только зубами.
Он даже раньше моего понял, что я собираюсь делать, потому и смеет приказывать мне.
— А-а-а... ты... сволочь... гад... рычу я – и кончаю.
И он в ту же секунду заливает мою киску спермой: — М-м-м... на те... на-а....
Как быстро заварилась буря, каким огнем полыхнуло, раскололось небо. Дождь... снег... град – все это только что подарили мы друг другу в порывах злого ветра, холодного, исполосовавшего нам щеки, спины, кожу. Мы мокрые от пота, от спермы... залитые дождем... или слезами...
Мы кончили, но чувствуем – на этом ничего не кончилось. Не успокоилось ничего. Разорвалась взрывчатка, а глыба так и стоит неповрежденная. Это лишь трахательное интермеццо и всё между нами так же, как было до него.
Мы утираемся, запахиваемся наскоро. Мы едва переводим дух с измотанными, злыми стонами, и – мечем уже, мечем друг в друга шаровые:
Я: — Так ты мне приказываешь? Используешь меня? А ты кто такой вообще?..
Рик: — Ты охуела? Тебе мало? Не доебали?..
Я: — А тебе мало? Тебя не доебали?..
Рик: — За языком следи!
Я: — Ты за языком следи! Я для чего тебе?..
Рик: — Думай башкой.
Я: — Ты башкой думай. Ты на хрена меня с собой брал?..
Рик: — А кого мне еще брать? Нину, что ли?
НЕТ!!! УБЬЮ ЗА НИНУ!!! Этот дикий срач – это наше! Только НАШЕ!!!
Я: — Меня не ебет – бери Нину! Бери!
Рик: — Стерва!
И шлюха, да?! Грубая, вульгарная, злая. С кем поведешься, от того и наберешься – но он мужик, ему-то можно?! Да?!
Морально опустившиеся любовники выясняют отношения. Грязь. Разврат и деградация. Да? Нет, ни хрена!
И... если стерва, значит, можно еще постервозить:
Я: — Бери Нину!!! Бери свою Нину и иди нахуй!!!
Чистенькую Нину. Правильную Нину. Неискушенную, незапятнанную. И не такую прожженную тварь, как я. Да? Нет, ни хрена.
Рик: — Ты че орешь, а?..
Я: — Иди нахуй, сказала!..
Рик: — Чё?!..
Я: — Пошел вон отсюда!..
Рик: — Ты чё?!..
Я: — Вали! Видеть тебя не хочу!
Видеть. Тебя. Не хочу.
До нас доходит то, что я сказала, до него первого, до меня второй, но почти синхронно с ним. И больше мы ничего не говорим.
Он сжал кулаки, грудная клетка его вздымается, ходит туда-сюда. Он жарит меня полубезумным, затравленным взглядом, в глазах мерцает что-то, не янтарь – стекло... Оскаливается, словно от боли, стискивает зубы, опускает голову, разворачивается...
...тебя... не хочу...
Сказала, но сама не отворачиваюсь – смотрю, как он выходит... вышел... Слышу его удаляющиеся шаги... потом не слышу...
Тихо. Пусто. В глазах пусто, в голове пусто, в сердце... пусто. Наверное.
...не хочу...
Наконец-то.
Край как надо было, думаю сквозь слезы – вот они. У него тоже были?.. Не были?.. А, ну их, пусть идут. Пусть хлещут. Пусть.
Так возвращается буря. Она пройдет все равно.
И всё потом. Потом – всё.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ Каш-кёр в Авиации
После разрыва с Риком я присматриваюсь к себе, будто со стороны наблюдаю. Подмечаю, что словно вернулась после изнурительно тяжелой, очень шумной смены. Хоть посменно я никогда не работала – не довелось – но представляю, что это такое. И если представления мои верны, то у меня сейчас так и есть – измотана, угроблена, устала. Выстояла смену, теперь поспать бы, но в голове шумит и спать не можется.
Он оскорблен тем, как мы расстались, озабочен тем, что теперь будет с нашим делом. Он звонит мне без продыху, забрасывает сообщениями, и я, чуть успокоившись, решаюсь отозваться по видео и разъяснить:
— Всё, Рик.
— Всё?.. – тоскливо, глухо, угрожающе.
Все равно. Это уже было – пусть будет еще. Все равно.
Пауза. Я его, конечно, и вчера хорошенько шибанула, вышвырнула – он зол, аж скалится. А теперь я еще и на посошок даю.
— Ты... че... совсем херово было?.. Вчера...
Типа извинения, что ли?.. Все равно. Потому как глухо к извинениям. Во мне глухо.
— Проехали.
— Че Аднан там?.. – будто только сейчас «вспоминает» он. – Рассказывай.
— Замяли, — говорю.
Вижу – он не замял и все равно полезет выяснять, с моих ли слов, без них ли. Мне все равно. Пускай делает.
Он решает не показывать отшитого, озлобленного любовника, а цепануть другим:
— А дело?..
— Я выхожу.
— Без тебя навернется.
Он не пытается льстить и не рассчитывает вернуть – просто угрюмо констатирует факт. Мы оба знаем, что так и будет. Работу он как-нибудь вытянет, ну, на крайняк в ЭфЭм возьмет отпуск на «подольше», но официально оформить все не сможет, потому что – ну, по той же самой причине, почему не мог все это время. По той причине, о которой никогда мне по-человечески не рассказывал.
«Мне похер», «пусть», «найди кого-нибудь вместо меня» – могла бы сказать я, но это неправда. Мне не похер, и он это знает. И может, рассчитывал на это, да просчитался.