Грань (СИ)

— На хера тебе так скоро? – спрашиваю. – Куда ты гонишь?.. На хер тебе столько бабла и так срочно?

— Да не только в бабках дело. Там, блять, ебнутые сроки.

Мне не жалко его, а жалко себя, только себя и никого, кроме себя. Твержу себе это, пока мы добираемся до карточного домика.

***

Техника и правда на объекте и Аднан доволен. Увы, мое колесование и четвертование на этом не кончается.

— Так, где б щас распечатать комплект планов работ для бригады...

— Давай у тебя, — говорит мне по-русски Рик. – К тебе ближе, — и, не дождавшись, сообщает Аднану по-немецки: — У нас можно. Тут недалеко.

Я бы не поехала, клянусь. Я бы не повезла их ко мне, но ведь и правда — гребаный карточный домик так близко от моего дома... так близко...

— Если все сделаем – заебись... – бубнит Рик, беспорядочно лапая меня, пока я опустошенно лапаю принтер. – В отпуск рванем... Только мы. Только ты и я. Я тя возьму.

— Если я поеду, — «соглашаюсь» безэмоционально.

Моя реакция и сердит его, и удивляет, и повергает в отчаяние – я вижу.

Меня стошнит сейчас не от этого, и не от того, что все это перенеслось ко мне домой, а от того, что Рик впервые с тех пор, как знаю его, кому-то сказал про мою квартиру «у нас» — но когда сказал... кому сказал... зачем сказал...

Выношу на лестничную эти злополучные распечатки и Аднан расцветает.

— Умничка, — и – нам с ним: — Пошли бухнем для разрядоса. Пойдем, — трогает меня за локоть. Пока не видит Рик, норовит в шутку схватить за талию, но я уворачиваюсь.

Делаю ему «глазки», он тоже делает мне «глазки» и складывает руки в знак мольбы о примирении:

— Не будь стервочкой, ты ж не такая.

Я и правда не такая, верней, мне хочется быть похлеще, чем просто «стервочкой».

Криво улыбаюсь ему в ответ, показушно потирая шею.

– Прости за наезды, — понимает он. – Ты молодец.

— Какие наезды? – прозревает, наконец, появившийся Рик. Проснулся, блин. – А? – подступает к Аднану, когда тот не отвечает. – Братан, какие наезды?.. Ты че?

Мгм, теперь разбираться, что ли, полезет, этого мочить? Тош-ш-шнит-т-т, не хочу... Поздно... И мне не до этого сейчас, не до их разборок, у кого яйца больше. Я ж – так, предлог просто. Плевать на них. Плевать на все.

— Ниче, — «отмахиваю» Рика, мол, ничего не надо, а Аднану зыркаю – живи, мол, тварь. Этот вообще ведет себя со мной по-свойски. У него такие наезды, по-моему, признак полуродственных отношений. Он, кажется, не осознает, чего избежал сейчас. Зовет нас:

— Ну поехали...

— Съездим ненадолго... — начинает было Рик, все еще зыря волком на Аднана, но дав мне уболтать себя.

— Сам езжай, — говорю я.

— Чего?.. – легонько звереет он. Его, наконец-то, проняло, достало. Он устал. Он и меня запарил уже.

— Ты меня понял.

– А ну давайте, миритесь там, — трубит Аднан. – Нам проект вместе делать.

Мы не слышим его.

***

Аднан уходит-уезжает несолоно хлебавши, а я разворачиваюсь и ухожу к себе. Рик следует за мной, хватает дверь, не дает ей захлопнуться у себя перед носом.

В квартире он наседает на меня, протыкая горящим взглядом:

— Кати, еб твою мать, да что с тобой не так? Почему именно сейчас надо было включать стерву?

— Это с тобой что-то не так, Рикки, — возражаю. – Сутенер ты хренов.

Словно даю ему под дых. Услышав «Рикки» и «сутенер», он на мгновение сжимает кулаки, но я не боюсь его. Моя видоизменившаяся было ярость разгорается с новой силой и пламя, выбив стекла, жарким, гневным столбом взметается прямо в мрачную ночь. Не помню, чтобы со мной когда-нибудь такое было.

— Че ты сказала?..

— Не смей пытаться подкладывать меня под своих друзей. Или партнеров. Свою бери и ее подкладывай. Меня не надо.

— Охуела?! – только бросает он зло-ошеломленно и даже слабо тыкает мне в щеку пятерней.

— Будешь руки распускать – найду управу, — продолжаю я спокойно-угрожающе.

— Да... ты... че... с-с-стерва ты...

Я и сама понимаю, какой это абсурд. Распускать руки он не станет, а его ругань – это потому, что он шокирован моими упреками, взбешен тем, что взбрыкнула против него. А у меня накипело до того, аж через край пенится – неимоверно захотелось высказать ему.

Он в злом, отчаянном, взбешенном недоумении. Сильнее этого недоумения только... его желание меня.

И – гад такой, сволочь... я ведь тоже хочу его до помутнения рассудка. Хочу – пусть мне плохо, зло и больно, пусть бесит он меня, как дьявол – хочу... И он видит это. Видит меня насквозь – и нас с ним колотит на пару.

— Кати... да еб твою мать... – уже почти жалобно скулит он, срывая с меня трусики. – Что с тобой, а...

Рик шлепает меня голой попой прямо на стол и с мучительным полустоном-полуревом вваливает член в мою киску, мокрую от стервозного возбуждения.

— Ты че, а... – он толкает меня, толкает, рвет зубами блузку, лифчик – не на них он злится, этот волчара.

Ему хочется мяса – и он грызет мои сиськи, гонит мне на глаза взбудораженные, помешавшиеся, радостно-злые слезы, слезы дикого экстаза. В экстазе этом я поощрительно похлопываю его по затылку, чтоб не прекращал терзать меня.