Грань Теней

— А чем он плох? — полюбопытствовала я, протягивая прислужнику мелкую монетку. Тот посмотрел подозрительно, но монетка, мгновенно исчезнувшая в кармане, его задобрила.

— Так запретил магию…кхе-кхе… такой! Ему то что, а нам теперь вот воду постояльцам таскать приходиться ведрами… А раньше-то как хорошо было! Сама наливалась! И плошки сами горели, и всякое другое…Только плати вовремя местному магу, да и все дела…Эх…

— А почему запретил? Удобно же, когда вода сама…

— Гад потому что! — непочтительно отозвался прислужник, — а вообще… Не поделили они чегось с главным магом, вот градоначальник наш и запретил магию вовсе…А мы мучаемся! Тьфу!

— Жаль, — огорчилась я, — хотелось бы посмотреть, как вода сама наливается. Скажите, а где у вас можно купить платье? Наши в дороге совсем износились.

Прислужник косо осмотрел Ксенин подол, свисающий бахромой. Хмыкнул.

— Так я вам супружницу свою пришлю, — обрадовал он, — у нее чегось подходящее и выберете!

И выйдя за дверь, заорал на весь этаж: — Белава! Иди сюда! Путники обнову желают!

Не успели мы передохнуть, как постучалась в дверь худая и вертлявая женщина, с ворохом одежды. Я почти сразу выбрала закрытое темно- серое платье простого кроя и с широким поясом, хоть Белава и цокала языком, предлагая мне что-нибудь поярче и подороже. Но я покачала головой, оставила монетку и ушла за завесь, где уже исходила паром кадушка.

Теплая вода окутала блаженством, и я закрыла глаза. Как же хорошо! Но рассиживаться не стала, понимая, что и Ксеня хочет помыться, пока вода не остыла. Хотя подруга не торопила. Я слышала, как ушла Белава, бормоча благодарности, а потом стало тихо, лишь изредка доносились шаги и непонятный шорох. С легким сожалением я вылезла из кадушки и обтерлась холстиной. Накинула чистую рубашку и вышла в комнатку. И замерла.

Ксеня стояла у стола и безразлично отрезала аканаром свои кудри. Вжик, и каштаново-рыжая прядь с тихим шорохом легла на пол, вжик, и еще одна…

— Ксеня! Зачем? — чуть не плача, выкрикнула я.

— Надоели. Мешают.

— Ксенечка… но как же… Твои волосы… Они ведь такие красивые!

Горькое сожаление сдавливало мне грудь, так что нечем было дышать. Прекрасные кудри, которыми так гордилась моя подруга мертвыми прядями падали на пол…

— А какая разница, красивые или нет? — со злостью спросила девушка, — скажи, Ветряна, есть ли вообще разница, как я выгляжу? Если меня все равно… не замечают?

Ее глаза сузились, рассматривая меня с такой лютой ненавистью, что захотелось отвернуться, спрятаться.

— Ксеня, пожалуйста, — тихо сказала я, — это не ты…

Она гибко, почти пританцовывая, подошла ко мне. Такая незнакомая с короткими, неровно обрезанными волосами. Улыбнулась, заглядывая мне в глаза.

— А может я? С чего ты взяла, что дело во… Тьме? Глупая добрая Ветряна… Может, я всегда была такой? И сейчас просто перестала сдерживаться? Это ты упорно хочешь видеть меня другой, но с чего ты взяла, что это нужно мне? Это — я.

Я покачала головой, не отводя взгляд.

— Нет, Ксеня. Ты была смелой, но не жестокой, решительной, но не злой… справедливой, но не безжалостной. А еще в тебе были смех и радость… А сейчас только темная злоба. Порой ты пугаешь меня. Но мы все исправим, поверь! — я схватила ее за руки, сжала холодные ладони, — исправим, найдем выход! Слышишь?

Она вырвалась. Отвернулась.

— Я уже не уверена, что мне это нужно, — глухо сказала она, — так легче. И я — такая… Чем скорее ты это поймешь и оставишь меня в покое, тем лучше.

— Я никогда этого не сделаю, — глядя на ее спину, сказала я, — потому что верю в тебя. Даже если ты сама уже не веришь…

Не глядя на меня и не отвечая, Ксеня вышла за дверь и ушла, как была, в мокром платье. Я прижала ладони к лицу, стараясь сдержать слезы.

Каштановые прядки мягко переливались рыжими всполохами в неровном свете масляной лампы.

* * *

Через полчаса Ксеня вернулась. Не одна, с прислужником, который тащил ведро горячее воды, взамен той, что остыла в кадушке. Весело болтала с мужчиной, а когда он ушел, напевая, пошла за завесь и там долго плескалась и фыркала.

Я потихоньку собрала с пола ее волосы, завернула в холстину. Надо будет сжечь… Помывшись, Ксеня вышла, и как ни в чем не бывало, надела принесенные с собой мужские штаны, рубаху, натянула сапоги и безрукавку. Повесила на пояс ножны с аканаром. Сейчас ее легко можно было принять за вихрастого паренька…

Но я промолчала. Только спросила, готова ли она спускаться на ужин.

Еще больше меня, увидав Ксеню, расстроился Данила. Так и застыл с открытым ртом, глядя на нас.

— Чего таращишься, дурень? Глаза вывалятся, — «ласково» сказала девушка и спокойно уселась на лавку. Данила по своему обыкновению залился румянцем и отвернулся.

Лорд Даррелл посмотрел недоуменно, Ксеня с вызовом вскинула голову. Шайдер промолчал. Арххаррион пил вино из большой кружки и вообще на наше появление не отреагировал.