Король Горлойс II Красивый был полной насмешкой над собственным прозвищем, — которое, ходили слухи, сам же себе и присвоил — высокий, худой, с темными волосами, обрезанными под ушами, и чисто выбритый. С маленькой головой на тощей шее, выпуклым и острым носом, он напоминал облезлого грифа. Кроме того, король предпочитал принимать гостей в своей опочивальне сидя не просто так: левая его нога была короче правой из-за детской травмы. Народ «ласково» прозвал своего властителя Хромым, и подобная пренебрежительная насмешка беззубых и безграмотных крестьян вводила Горлойса в исступление. Так и повелось: в глаза он — Красивый, за глаза — Хромой.
Дамиан освободился от объятий Ирода, который продолжал виснуть на нем, точно маленький мальчик, и посмотрел на Горлойса. Возле его кресла стоял кардинал, чинно сложив руки на трости. Эти крючковатые хищные руки Дамиану долго снились в кошмарах: они, как и наяву, часами держали мальчика за запястья, заставляя повторять бессмысленные тогда катехизисы и признаваться в злодеяниях, которых он не совершал. Они же лупили слишком медлительных послушников тростью по пальцам за ответы на занятиях. Слишком грубо? Хрясь. Слишком медленно? Хрясь. Слишком вызывающе? Хрясь, хрясь, хрясь.
Однажды эта ненавистная палка рассекла кожу на трех пальцах Дамиана и сломала их, а четвертый удар достался ему по хребту за вопль боли. Однако он до сих пор с благоговением вспоминал вечер, когда он прятался у курятника, плакал и баюкал на весу искалеченную ладонь. Полное ведро, которое ему велели принести для кардинала, стояло рядом. Кровавые капли давно уже растаяли в воде. Тогда-то Дамиана и нашел случайно Падре Сервус. Он остановился, долго и пристально глядел на замершего, точно испуганный кролик, мальчика с бордовой рукой. После чего велел отправляться за ним.
— Но я не могу, Ваше Превосходительство, — жалобно выдавил Дамиан, едва сдерживая слезы. — Кардинал Ерихон велел принести ему воды.
— Пусть сам принесет, — Симеон Юэзби улыбнулся и, приподняв длинные полы храмового одеяния, пнул ведро.
Дамиан в ужасе глядел на разлившуюся лужу, представляя, сколько еще ударов тростью он получит за невыполненный приказ. Возможно его вообще высекут плетью. Однако ничего из этого не случилось. С того дня он стал послушником инквизиторского сана. А инквизиторы подчинялись только Падре Сервусу. Кардинал Ерихон остался в прошлом. Единственное, что напоминало теперь о нем — шрам, пересекающий три пальца на правой руке.
От одного взгляда на его трость Дамиан покрылся липким морозным потом.
— Это так ты явился к своему королю? Словно навозная псина, фу, — утонченная белая рука взлетела вверх, прикрывая сморщенный нос.
— Я упал.
— В дерьмо? — Горлойс посмотрел на Дамиана так, будто тот был немного придурковатым. — Знамя вашего ордена впору поменять на свинью, какая уж тут псина.
Дамиан до боли прикусил язык, лишь бы не огрызнуться вслух.
— Господин, — криво ухмыляясь, проронил Ерихон и наклонился к королю. Волосы его давно откочевали на юг — спасались с лысой макушки и заселили густой лес косматой черной бороды. — Может быть, вы расскажете инквизитору новость?
— Пожалуй, — Горлойс пожал плечами и указал Симеону на свободный стул. — Присаживайтесь, Ваше Превосходительство. Разговор предстоит непростой.
Дамиану никто сесть не предложил. На время о нем как будто совершенно забыли, и он остался стоять с повисшим на нем Иродом.
— Ваше Высочество, Дамиан доложил о том, что скоро должен прибыть труп вёльвы. Мы сразу же начнем вскрытие. Возможно, на этот раз нам удастся обнаружить орган, отвечающий за переработку силы, поступающей от граната.
Горлойс рыгнул и лишь отмахнулся:
— Вы сами знаете вашу работу, Ваше Превосходительство. Сегодня о другом. Я женюсь.
Симеон мгновение молчал, барабаня пальцами по подлокотнику стула. Свет от огня лизал пятнистую кожу на его руке и поджигал разноцветные всполохи внутри белого опала, инкрустированного в кольцо Падре Сервуса.
— Что ж, Ваше Величество, Князь да благословит сей союз…
— Ой, да хватит, Симеон. Ты воспитывал меня с двенадцати лет, и у тебя не найдется пары теплых слов? — Горлойс поморщился, на некоторое время приобретя немного человеческого несовершенства и живости, и отхлебнул вина.
— Кто же ваша избранница, мой господин?
Дамиан перевел взгляд на брата, но зацепился за кривую ухмылку Ерихона. Он буквально выглядел так, словно узнал какой-то огромный секрет, и теперь старался донести его и не расплескать по дороге. Плохое предчувствие полоснуло желудок Дамиана, и он отвлекся только тогда, когда Ирод отпустил его и поплелся в угол комнаты, где стоял стол с разложенными бумагами.
— Ее Величество королева Каталина де ла зур Туаза Трастамарская.
В опочивальне повисла гробовая тишина. Дамиан только спустя некоторое время осознал, что таращится на сводного брата, как на лилитскую вёльву, наглотавшуюся пригоршни граната прямо перед алтарем Князя.