Гранат и Омела (СИ)

Выйдя на берег, он зачесал назад волосы и сел на тот же камень обсушиться. Середина зимы в срединных землях всегда ощущалась недавно начавшейся осенью, поэтому даже солнце здесь частенько не скупилось на тепло. К сожалению только, солнце не могло избавить его от тяжелых дум. Дамиан то и дело возвращался мыслями к подслушанному разговору Вареса и Авалон и словам трастамарца, а затем воскрешал в памяти все, что рассказал Симеон, и чувствовал себя расклеившимся, как намокшая бумага. Одно нечаянное движение могло разорвать его выдержку.

И все же ему нужно было что-то решать. Невозможно долго упиваться пивом и спать в сараях — этот этап собственной слабости он уже прошел и знал, что не сможет страдать вечно. Потребность в честности и справедливости толкала его на поиски себя, а это означало поиски смысла собственного существования. Вряд ли Князь, кем бы он на самом деле ни был, хотел от него бездействия. Но сколько бы Дамиан ни пытался придумать себе новую цель, он тонул в бессилии, будто в зыбкой трясине. Возвращаться в Храм и пытаться исправить его казалось притягательной, но заранее проигранной битвой. А ничего другого он и не умел — только драться и убивать.

Он отчаянно нуждался в совете наставника. Даром, что наставник признался в очередной лжи и оказался таким же берсерком, потерявшим веру в Храм, а теперь еще и перевернувшим представление Дамиана о вере. Но сколько бы он ни злился на Симеона за очередной выдернутый из-под его ног ковер лжи, Дамиан все время возвращался к мысли, что они похожи в судьбах, как отец и сын. Кто еще так же хорошо мог понять его? В том числе и о привязанности к вёльве, хоть ему и неприятно было проводить параллель в этом вопросе.

Дамиан не заметил, как перед ним выросла хижина. Ее караулили гадкие воспоминания, слишком свежие, чтобы хотеть к ним возвращаться, но он, тяжело вздохнув, все-таки вошел. Внутри царил сумрак и тишина. В большой комнате никого не было, погасший очаг, казалось, не зажигали с самого утра. Тревога запустила ледяные пальцы под мокрую одежду Дамиана. Он ворвался в малую комнату и застыл на пороге. Сердце его рухнуло вниз. Симеон лежал на кровати.

Нет, нет!

Дамиан в панике рванул вперед, схватил наставника за холодную руку и едва не осел от нахлынувшего облегчение: изо рта Симеона вырвался тихий всхрап. Медленно заморгав, он сжал ладонь Дамиана и прошептал:

— Мальчик мой, это ты?

— Да, Падре. Извините, я не хотел вас напугать. Я думал… не важно. С Вами все в порядке? Вы не заболели?

Симеон дернул пальцами, и Дамиан потянул его на себя, чтобы помочь сесть, пытаясь отогнать от себя мысли, насколько бесплотной ощущается его рука. Паника, улегшаяся от осознания, что наставник жив, на самом деле никуда не исчезла — Дамиан насильно затолкал ее в ларец и захлопнул толстой крышкой трусости. Он просто боялся думать о том, что с ним будет, если Симеон вдруг умрет. Дамиан сомневался, что его рассудок выдержит такую потерю, ведь в его жизни больше и не осталось настолько близких людей.

— Это старость, мальчик мой. Хотя и она сама по себе может быть болезнью, как посмотреть, — усмехнулся Симеон. — Не переживай. Когда мы молоды, нам всем кажется, что это время бесконечно, но старость подкрадывается маленькими, незаметными шагами, пока мы не обращаем на нее внимания. А потом в один прекрасный день она оказывается за нашей спиной, и мы ничего не можем поделать, кроме как примириться с ней и со всеми болячками, что она приносит. Но это проза жизни, не бери в голову. Лучше скажи мне, где ты был все эти дни? С тобой все в порядке? — Он подслеповато прищурился, — видимо, зрение в вечернем сумраке было уже не то — пытаясь разглядеть лицо Дамиана. — Тебя ранили?

Он хотел солгать, но решил, что синяки на лице говорят куда красноречивее.

— Все эти дни? — переспросил он, желая сменить тему.

— Три дня тебя не было. Я волновался, но Элеонора убедила меня, что ты в порядке и скоро вернешься.

Вспышка злости при упоминании старой вёльвы быстро угасла, потому что Симеон закряхтел от боли и откинулся на подушки.

— Ты наверняка желаешь поговорить о Князе?

Дамиан мрачно кивнул и укрыл наставника покрывалом. Голоса сомнений — оглушительные и резкие — вновь зазвучали в голове.

— Я понимаю твое непринятие того, что ты услышал. Но как я уже говорил, всякому знанию свое время. Ты просто был не готов. Но я уверен, мальчик мой, ты справишься. У тебя преданное сердце, и оно поможет тебе найти верный путь. И я знаю, что мы с тобой исправим ту карикатуру, в которую превратился Храм… — Симеон осип к концу речи и сухо закашлялся.

Дамиан спешно вернулся на кухню, налил из кувшина воды в кружку и вернулся к наставнику. Он выпил все до дна.