Гранатовый сок

Проглотив поднимающийся к горлу страх, я мысленно возмутился. За что это, интересно, он собрался меня убивать?! Я же ещё ничего не сделал и уж тем более не сказал! Говорить‑то я сейчас вообще не умею.

– За бессчётные сотни лет моей жизни никто… только вслушайся, Гриша… Никто!.. не видел меня в таком состоянии, – произнёс он тихо и опустил голову. – А говорить ничего не надо. Я и так всё чую.

Блин! Значит, он не только в два счёта безошибочно разоблачил меня в чужом теле, так ещё и мысли мои читать умеет! Удивительно – его нюх всё такой же острый. Даже несмотря на то, что нос заложен.

Он снова посмотрел на меня и прожёг моё тельце насквозь чёрными угольками своих зрачков:

– Гриша, ты всё же безнадёжный, прямо‑таки отпетый, храбрец. Любого другого на твоём месте сейчас бы уже сдуло отсюда. А ты висишь тут, продолжаешь смотреть на меня, сочиняешь эти неуместные комплименты и совсем не боишься…

Не то чтобы совсем не боюсь. Справедливости ради, надо признать, что боюсь. Ещё как. Но вместе с тем, мне казалось, что именно сейчас он не развеет меня по ветру, потому что… Потому что ему нужен кто‑то рядом.

Он сел за стол, не сводя с меня глаз, а я продолжил висеть напротив, вцепившись в карниз замёрзшими лапками. Так мы и смотрели друг на друга до самого утра. И хотя внешне мы молчали, внутри наши души безмолвно общались. Он говорил со мной без слов, а я внимал его шелестящим мыслям – невыносимо горьким, пропитанным отчаяньем, будто дикой полынью…

* * *

Выходные выдались скучными у всех, кроме Илоны. Едва протрезвев от пьянки, на которой она была в пятницу ночью, блондинка умотала в торговый центр за покупками. Опять набрала много какого‑то эротического шмотья и три пары туфель на платформе с очень высоким каблуком. Где она их только находит такие – не иначе как в отделе инвентаря для стриптизёрш. Среди мелких покупок было несколько пилок для ногтей и пузырьков с кислотным неоновым лаком – едко‑салатовым, жёлтым, оранжевым и синим – а ещё какая‑то подозрительная коробка, которая мне сразу не понравилась.

– Представляешь, Рыжик, я наконец‑то нашла себе шикарную лампу для шеллаков! И не ультрафиолетовую, а светодиодную! Теперь не надо будет так часто обновлять маникюр, ну круто же, а?..

Если я ещё мог бы смириться с вонью от лаков, то лампа, пусть даже и не ультрафиолетовая – это, по‑моему, уже перебор.

Барби, не замечая моей скептической мины, с нетерпением распаковала чудо техники, включила штекер в розетку и, разложив перед собой маникюрные инструменты, принялась пилить ногти прямо за обеденным столом со словами:

– Мне уже не терпится её проверить!

Как по мне, так эта гадкая лампа ничуть не уступала по яркости «фиалке» и била по глазам достаточно сильно, чтобы её возненавидеть, но блондинка, похоже, считала, что красота в данном случае требует жертв, и самозабвенно сушила под ней один палец за другим, пока я играл в гостиной с Владом. И хотя мы и старались не смотреть в сторону Илоны, у нас обоих всё равно покраснели веки от раздражающего света.

Эта пытка продолжалась, пока к нам не спустился Ян. Проходя мимо, он поправил на плече спортивный рюкзак, потом наклонился и решительно выдернул лампу из розетки. Я тут же радостно выдохнул. Ну слава богу! Кто‑то должен был это прекратить!

– Илона, нам надо поговорить, – сказал качок строго. Я обратил внимание, что сейчас он был каким‑то другим, и даже выражался по‑другому. И, да, он сказал именно «поговорить», а не «побазарить» или «перетереть».

– Прямо сейчас? – капризно надула губки Барби. – Давай позже, сладкий. Я немножко опаздываю. Мне скоро уезжать, а нужно ещё доделать вторую руку, и потом я хотела…

– Да, прямо сейчас, – перебил он. Его голос был на удивление твёрдым. – Я тоже спешу. Или сейчас, или никогда.

– А что случилось? – ожидая ответа на этот вопрос, Илона даже опустила кисточку обратно во флакон с лаком.

– Мы расстаёмся.

– Что‑о?!

– Ты не ослышалась. Я устал.

– От чего это ты устал, интересно?

– Не хочу больше пытаться соответствовать твоим идеалам.

– Какой бред! – взвизгнула блондинка. – Да ты никогда им и не соответствовал!

– Именно. И никто не сможет им соответствовать!.. Но даже это не так важно. Важнее всего то, что мне надоело терпеть эти гадкие измены. Я, может быть, не крут в постели, но я не глухой. И у меня тоже есть чувства. Я, как и все, хочу любить и быть любимым!.. Короче, я тут подумал и решил, что мне нужна нормальная баба, – добавил он, сплюнув.

– Вот этого я от тебя никак не ожидала! Нет, ну при чём тут вообще постель, Ян?! Я тебя, конечно, люблю, но, сам посуди, разве можно вечно хранить верность? Рано или поздно это надоедает даже людям, а нам‑то тем более – ведь мы бессмертны!

– Нет, мы не бессмертны. Мы не бессмертны, Илона. Ты убила меня уже миллион раз.

Она не нашлась, что ответить, и мы с Владом выдохнули с облегчением. От её пронзительного громкого голоса звенели не только хрустальные подвесы на люстре, но и барабанные перепонки в ушах.

– Я улетаю, – подвёл итог Ян. – Решил вернуться в Польшу, на родину матери.