Гранатовый сок

Два месяца – это максимальный безопасный срок, который я могу провести в медикаментозной коме. Именно столько времени я отвёл на операцию «Гранатовый сок», которую продумывал гораздо дольше – последние полтора года. Правда я и представить не мог, в чьём теле начну её осуществлять.

Сейчас, когда Штефан пойман, операция близится к завершению. Пришло время активировать модуль памяти. Пожалуйста, наберись смелости и отдай такое распоряжение. Это сделают удалённо, твоё присутствие не требуется».

Здесь он осёкся, словно сбился с мысли, и опустил глаза куда‑то в сторону, скромно хмыкнув:

«Как же это странно – говорить с самим собой будто с другим человеком».

Ох, узнаю Стёпку! Этот блуждающий, отстранённый взгляд и привычка избегать встречи с глазами собеседника. Даже сейчас, когда перед ним никого нет, он смущается из‑за направленного на него объектива камеры.

«Интересно, удалось ли мне в ходе этой операции лучше узнать самого себя? Или, напротив, я изменился до неузнаваемости?

Каким я вернусь?

Этот вопрос больше всего меня тревожит.

Мне страшно точно так же, как тебе сейчас, когда ты стоишь на пороге неизвестного. Но на страх времени нет. Много всего нам ещё нужно успеть.

Пожалуйста, прости меня снова. У меня не было возможности спросить, согласен ли ты на этот эксперимент. Но почему‑то мне кажется, что ты не отказался бы мне помочь. Мы ведь всегда любили играть вместе. Да, а ещё… извини, что я распорядился украсть у тебя ту самую красную «феррари». Скоро я её тебе верну. Ты найдёшь её на столе в моём смоленском кабинете.

Я заканчиваю видеозапись. По поводу модуля памяти свяжись с Марьей – главврачом реанимации шестого отдела».

Он встал со стула, взял трость и захромал к видеокамере. Вскоре запись остановилась. Картинка последнего кадра замерла, и я, не в силах больше видеть мёртвого себя, тут же выключил монитор. А потом резко выдернул из камеры кабель и в сердцах запустил её в стену, разбив на мелкие кусочки.

Моё дыхание было частым‑частым, будто я только что пробежал стометровку. Чёрт возьми.

Если это правда, то, похоже, зря я убеждал всех в том, что я не Каспер. Зря я пытался его найти. Тут больше никого нет. Это была моя шахматная партия с самим собой – прямо как я любил делать в детстве. Я играю за белых, и я же – за чёрных.

В игре с самим собой есть огромный плюс – ты всегда выигрываешь. Но есть и минус – проигрываешь всегда тоже ты. Так и получилось.

Стоп, нет. Я встрепенулся. Наверное, это всё неправда! Тупой розыгрыш Каспера. Или его попытка придумать иную реальность, убедить меня в ней и таким образом свести с ума?..

Есть только один верный способ узнать, как всё обстоит на самом деле. И, если это жестокая шутка, то скоро мы со Стеллой вместе над ней посмеёмся.

Кристалл быстро‑быстро мерцал в груди.

– Марья, это Гриша. Или Каспер. Не знаю точно, кто я. Надеюсь, вы мне сейчас это подскажете… В общем, я хочу активировать модуль памяти.

– Поняла вас, – ответил мне знакомый женский голос. – По протоколу я должна предложить вам инъекцию седативного препарата перед активацией. Но это не обязательно. Вы можете отказаться.

Как мило. Значит, Каспер – то есть, второй я – и об этом позаботился. Было бы очень гуманно с моей стороны по отношению к самому же себе. Но всё же, надеюсь, это ложь.

– Моя нынешняя память сейчас сотрётся? – на всякий случай уточнил я. – Я всё забуду?

– Нет, вы будете помнить обе жизни одновременно. Возможно, будут небольшие пробелы в вашей собственной памяти, но это обусловлено нестабильной синхронизацией из‑за повреждения передатчика.

– Ясно. Какая сейчас синхронизация?

– Полноценная.

– Тогда не надо седации. Тем более, что вы в Смоленске, я в Москве, а память мне нужна прямо сейчас. Уверен, я справлюсь сам.

– Как это похоже на вас. Вы в другом теле, но… Всё сам, всё сам…

– Напомните, сколько времени на таймере?

– Ещё пять суток. Всё идёт по плану, без опозданий. Даже на день раньше.

– Понял.

– К активации модуля всё готово. Хотите оставаться со мной на связи?

– Пожалуй, нет. Это лишнее. Если у меня будут вопросы, я перезвоню.

– Принято.

Первые секунды со мной ровном счётом ничего не происходило, и я уже успел фыркнуть, подозревая Марью с Каспером в нахальном блефе. Но тут в ушах что‑то легонько, почти не ощутимо щёлкнуло, будто меня изнутри ударило током. И вот уже бежит перед глазами, потрескивая, засвеченная местами киноплёнка. Яркие, слепящие кадры, начиная с самого раннего детства – когда мне было года три или четыре. Я увидел маму и папу. Своих, настоящих, хотя сейчас они и казались мне какими‑то чужими. Мой отец рано умер, но хуже всего, что это произошло на моих глазах, и сейчас мне пришлось всё в подробностях вспомнить. Потом я узна́ю, что он работал в СКОК, а этот странный тип, скрутивший ему шею и прокусивший сонную артерию – вампир. Но это будет позже. Сейчас я маленький ребёнок, и я напуган.