Гранатовый сок

После того дня я уже другой. Я почти ни с кем не говорю. У меня нет друзей. Я замкнут в себе и постоянно играю в шахматы. Люди, которые окружают меня, размыты, будто призраки, а вот шахматную доску и расположение фигур я вижу очень ярко. И в каждой партии будто пытаюсь разгадать загадку, почему так произошло и мог ли я это предотвратить. Три года понадобилось мне, чтобы заново научиться общаться с людьми. К этому времени я уже мастерски играл в шахматы, давая фору тренерам, а в школе у меня были сплошные двойки. Чаще всего – потому что я знал ответ на вопрос, но не решался заговорить и молчал.

Я вспомнил отчима. Ещё одна размытая серая фигура, отобравшая у меня маму. Даже имени его не помню. Наверное, синхронизация лагает. Ну и чёрт с ним.

А вот Гришку помню хорошо. И всё, во что мы с ним играли – в мельчайших подробностях. Как и он меня. Только картинку мне теперь показывают от другого лица. С тех пор, как мы познакомились, лето стало каким‑то другим. Красочным, солнечным, радостным. И я стал другим. Я узнал, что существует не только ненависть, но ещё и дружба. Гришка никогда не дулся и не унывал, всегда был весёлым и душевным. Этакий ироничный, вечно улыбающийся толстячок. Смешной увалень – казалось бы, недалёкий, но, если надо, всегда найдёт слова утешения. Тёплый, сердечный, незлопамятный и по‑доброму упрямый. Он всегда таскался за мной – понимающий, сочувствующий – и отвлекал меня от вечного внутреннего холода. Такой открытый и дружелюбный – к кому хочешь вотрётся в доверие. Кого угодно очарует. Может быть, и вампиров тоже?.. Но об этом я задумаюсь сильно позже. А пока я маленький мальчик, и мне просто хорошо в его компании.

Старшая школа, институт… Я ни с кем больше не общаюсь, но с преподавателями приходится. Учусь на программиста, как и Гришка. Хотя ему это интересно, а мне не очень. И когда на втором курсе мне звонят папины коллеги из СКОК, я, не задумываясь, перевожусь на заочку и тоже становлюсь охотником.

Вереница событий крутится теперь быстро‑быстро, я едва за ней поспеваю. Столько всего я успел сделать за эти семь лет! Первые полгода я обучался стрельбе из пистолета, снайперской винтовки и автомата. Тир я полюбил всей душой и каждый день бежал туда с радостью. Ещё полгода у меня ушло на занятия по рукопашному и ножевому бою. Потом был теоретический курс о вампирах, не очень интересный, но и не очень долгий. И вот, наконец, я новобранец в седьмом отделе. Следующие четыре года пролетели как один миг – мы с ребятами поймали не один десяток упырей, но среди них, увы, не было того самого, которого я запомнил на всю жизнь. Вампир первого типа, да ещё и ментал‑гипнотизёр, потомок самого Дракулы – это не шуточки, будучи простым рядовым из седьмого отдела, такого не поймать. Может быть, мне и правда нужно решиться на перевод в шестой отдел…

Обхватив голову руками, я вздрагивал от прошивающих голову вспышек. Подобно молниям они трещали в черепной коробке, озаряя всё новые и новые события из моей реальной жизни. Жутко давило на виски. Растирая их пальцами, я в какой‑то момент сполз под стол и там нашёл временное спасение. Почему‑то под столом было легче. И не так больно. Хотя я точно не знал, что именно причиняло боль – сам процесс активации модуля или конфликт интересов двух личностей – прежнего Каспера и меня.

Ох, что же я наделал! Сколько всего наворотил… Как теперь соединить его прежние планы и мои нынешние чувства? Как из двух снова стать одним целым?!..

К сожалению, вспомнил я не только самого себя, но и Лину тоже. Её внезапный переезд в Москву, воспринятый мной очень остро – как настоящее предательство. Я так и не успел ей признаться. Чувства кипели и бурлили внутри, но говорить я не решался. Слишком сложно, слишком откровенно. А потом всё – бах – и взорвалось. На месте моего сердца образовалась чёрная дыра, Лина перестала для меня существовать. Осталась только разъедающая, прожигающая грудь насквозь ревность и желание отплатить Вернеру той же монетой. Отомстить любой ценой. Лишить его прошлого так же, как он лишил меня будущего.

Какой коварный план. Какая разгромная шахматная партия должна была бы получиться! Но мог ли… Мог ли я вообразить тогда, что Стелла из инструмента для мести, из одной простой пешки превратится в настолько важную для меня фигуру, что я не захочу ей пожертвовать?.. Мог ли подумать, что есть что‑то слаще, чем расквитаться с обидчиком из прошлого?