Гранатовый сок

Я взглянул на часы. Полтретьего. Довольно поздно, чтобы заводить разговоры с его престарелой хозяйкой. Она наверняка сейчас видит десятый сон. И, в то же время, уже слишком рано, чтобы ехать к вампирам, потому что на востоке успел наметиться рассвет. Даже если они и бодрствуют по ночам, то надо иметь совесть и учитывать, что летние ночи до неприличия короткие, а рассветное время не подходят для дружеских визитов.

Пожалуй, я и сам не прочь всё‑таки поспать хотя бы пару‑тройку часов.

Поднявшись на крыльцо дома, я вставил ключ в замочную скважину и с удивлением заметил, что дверь не заперта. Но ведь я точно помнил, что закрывал её перед отъездом!..

Вот это да! Похоже, на даче в моё отсутствие кто‑то побывал – дом буквально перевёрнут вверх дном, все вещи раскиданы. Кто бы это мог быть, а главное – что он искал? Ещё и здесь, в богом позабытой деревушке…

Нет, явно это был не вор. Во‑первых, воровать тут нечего, а во‑вторых, ничего хоть сколько‑нибудь ценного не пропало. Например, можно было бы украсть относительно новую газонокосилку, которая стоит в сенях – не очень много, но тысяч пять с её продажи получилось бы выгадать. Старенький ноутбук, который я держал на даче в качестве запасного, тоже не пострадал. Хотя его всё же вытащили из секретера и бесцеремонно швырнули на пол вместе со всем остальным содержимым полок. Бабушкин сервиз из ГДР тоже незваных гостей не заинтересовал, а мог бы, при желании, тоже уйти с молотка за небольшую, но всё же не совсем уж несущественную сумму. Посуда была сдвинута с места, а все возможные крышки открыты. Но ни один предмет не исчез. Даже потемневшая серебряная ложка так и торчала в запылившейся сахарнице нетронутой.

Пройдясь по кухонке, я в растерянности вздохнул. Потребуется пара часов, чтобы привести тут всё в порядок. Но ещё больше времени, безусловно, понадобится на то, чтобы понять, кто столь бесцеремонно наведывался ко мне, пока меня тут не было.

Охотники?.. Нет, не думаю. С чего бы им заниматься этой ерундой, когда я и так работаю у них под постоянным присмотром. В конце концов, если бы они захотели копнуть под меня, то залезли бы в мою московскую квартиру. Там, по крайней мере, они могли бы найти хоть что‑то интересное. Дневники Светы, например. А здесь ничего интересного не было и нет…

Заварив себе чай, я прошёл с кружкой к мусорке, чтобы выкинуть пакетик. Открыл дверцу, уже занёс руку над ведром и вдруг застыл как вкопанный. Ведро было пустым, хотя я точно помнил, что, уезжая, забыл забрать с собой мешок с мусором.

Сейчас же в ведре не было ровным счётом ничего, даже самого полиэтиленового пакета. Что же это получается… Таинственный вор залез ко мне, чтобы вынести мусор?!

Задумчиво сев за стол, я попытался вспомнить, что там было – в этом исчезнувшем кульке. Пара банок из‑под собачьей тушёнки. Картонная коробка, где раньше лежал сахар‑рафинад. Упаковка от инсулина и… шприц, которым я делал себе уколы.

Я выдохнул и, согнувшись над столом, запустил пальцы в волосы. Стало как‑то не по себе. Уж не знаю, кто этот человек, но он, в отличие от меня, похоже, что‑то обо мне знает…

* * *

Ночью мне снова снилось, что я лисица, только на этот раз уже взрослая – с большим влажным носом и пышным белым хвостом. Я бегал по нашим дачным лесам, и мне было так хорошо. Так легко‑легко – где‑то вдали от человеческих обязанностей, печалей и забот.

Короче, можно сказать, что я проспал несколько часов без задних лап, но ровно в девять утра меня, как по будильнику, подкинуло на кровати. Я вскочил, наспех умылся и спустился во двор.

– Надежда Петровна! – мне понадобилось не меньше минуты, чтобы вспомнить имя бабки‑соседки. Взяв пустую жестянку из‑под собачьих консервов, я постучал ей по забору. – Не спите уже?

Старуха отозвалась почти сразу – вышла откуда‑то с другой стороны дома, может, копала что‑то в маленьком огороде.

– Привет, Гоша! – проблеяла она мне в ответ.

– Я Гриша, – поправил я. – Впрочем, неважно. Как ваше здоровье?

– Не жалуюсь, внучок, – потуже завязав платок, цыкнула она и добавила. – В моём возрасте жаловаться грех.

– Знаете, я хотел с вами поговорить насчёт Линкольна.

– Кого‑кого?

– Пса вашего. Линкольна, – я буквально перегнулся через забор и старался говорить как можно громче, практически кричал. – Вижу, вам тяжело с ним.

– Ох, тяжело, милок!.. Спасу нет никакого!

– Не слушается?

– Не слушается. Совсем… Как жалко, что Стёпки нашего нет больше. Только Стёпочку этот чёрт окаянный признавал!.. Ох, Стёпочка, Стёпочка…

– Примите мои соболезнования ещё раз.

– Плохо‑то как всё вышло, – запричитала бабка. – Ни псу, ни нам, ни ему самому покоя нету теперь…

– Кому ему? – уточнил я.

– Кому‑кому, Стёпочке нашему. Никак не успокоится он там, – старуха вытерла слёзы кончиком платка. – Всё ходит тут, ходит… к псу своему приходит.

– Стёпа умер, – осторожно напомнил я ей. – Разбился, на мотоцикле.

– Да помню я, Гошенька, помню. Не совсем же ещё я, старая, из ума выжила. Разбился. Но по псу своему скучает. Всё ходит, ходит он тут ночами… Дух нашего Стёпочки… Пса своего навещает…