Гранд-отель «Европа»

Я попросил Марко показать мне одно из печально известных заведений с банками шоколадной пасты «нутелла» в витрине. Далеко идти не пришлось. Улица Дамстрат. В голове не укладывается. То, что какой-то отчаявшийся менеджер прочитал в книге «Помоги себе сам» о важности нестандартного мышления и в один отнюдь не прекрасный день решил уставить свою лавочку банками ореховой пасты, кажется скорее эпизодом из неправдоподобного юмористического романа, чем реально существующей концепцией розничной торговли, но что «нутелла» оказалась настолько востребованным продуктом и в самой многолюдной пешеходной зоне центра Амстердама были открыты десятки подобных кондитерских — это далеко превосходит мои мыслительные способности, то есть, попросту говоря, мне такого не понять.

— Никто ничего не понимает, — сказал Марко. — Началось это в 2012 году, когда кондитерские, специализирующиеся на мороженом и вафлях, вдруг додумались выставлять у себя на витринах пятикилограммовые банки шоколадной пасты, а вскоре «нутелла» завоевала весь город.

— Подобно тому, как Римскую империю в пятом веке нашей эры, незадолго до ее падения, начали сотрясать необъяснимые и зловещие знамения.

Не успел я закончить фразу, как увидел еще более зловещие знамения, чем те, о которых римские историки писали дрожащей рукой в своих анналах. Оно было выставлено на витрине кондитерской как образец гастрономических шедевров, подаваемых внутри. Сейчас, когда я воскрешаю в памяти это чудовищное видение, произведшее на меня неизгладимое впечатление, мне снова приходится бороться с тошнотой, чтобы его описать. В витрине лежала так называемая коно-пицца, то есть блин из теста для пиццы, который свернули в конус, наполнили картошкой фри и полили «нутеллой», а на «нутеллу» прилепили разноцветные драже М&М’s. Вся конструкция была укреплена сахарной глазурью и увенчана взбитыми сливками, на которых лежал жареный во фритюре донатс, покрытый шоколадом и украшенный разноцветной посыпкой.

— Не смотри на меня вопросительно, — сказал Марко. — Я тоже не понимаю.

— Единственное объяснение, которое я могу придумать, — ответил я, — заключается в том, что мир стал инфантильным. Такой рожок — осуществление детских фантазий. Но предназначен он явно не для детей. Для детей он слишком большой, слишком жирный: детским ротиком от него не откусить — и выставлен в витрине слишком высоко, на уровне глаз взрослых клиентов. Так что предназначен он для взрослых туристов, которых охватит чувство праздника, оттого что им дают возможность ни о чем не думать и впасть в детство.

— Так ты считаешь, что дело тут в ностальгии по детству? — подытожил Марко. — Интересная гипотеза!

— Не совсем так, — возразил я. — По-моему, тут не столько ностальгия по навеки утраченной юности, сколько судорожная попытка продлить эту юность. Люди отказываются взрослеть. Это заметно по всему. Александр Македонский в тридцать лет уже завоевал мир. Иисус Христос спас человечество, когда был немногим старше. А в наше время, если человеку их возраста приходится всего-навсего взять ипотеку, то он вечером после визита в банк идет в кафе и, потягивая через цветную соломинку свой лонгдринк, оправдывается перед друзьями за то, что занят такими взрослыми делами. Но пусть друзья не верят ему на слово: его взрослость — лишь временная ироническая маскировка. В гедоническом эльдорадо вечной молодости от чувства ответственности отмахиваются как от чего-то взрослого и скучного. Вследствие охватившего мир представления об облигаторности развлечений, согласно которому человеческую жизнь можно считать удавшейся лишь в том случае, если она растрачена на глупые забавы, и вследствие религиозного культа молодости инфантильное поведение стало нормой.

— И туризм тоже связан с данным явлением?

— Разумеется. Подобно тому как в прежние времена дети во время летних каникул могли вести себя более по-детски, чем обычно, так и теперь для многих людей отпуск — это время, когда они отключают тормоза и развлекаются напропалую во всемирном Диснейленде. В наших и без того инфантильных ближних отпуск высвобождает запрятанного у них внутри ребенка. Поэтому-то туристы и клюют на такое чудовищное произведение из запретных сладостей их детства.

— Здорово ты по поводу всего лишь рожка с «нутеллой» вот так взял и проанализировал общемировые тенденции, — воскликнул Марко. — Жаль, что у меня нет с собой камеры.

— Да, — ответил я, — жаль, что у тебя нет с собой камеры. Так что мне снова придется все это написать в моей книге. Как обычно.

— Нам пора, — сказал Марко. — Чиновник нас ждет.

— Скажи-ка еще разок, как его зовут? Не могу запомнить.

— Ван Тиггелен. Чалко ван Тиггелен.

— А с Марко-итальянцем и Гретой мы встретимся прямо там?

— Мой тезка прийти не сможет. Он занят съемками фильма о корейских шаманах. А Грета предпочитает на данной стадии уделить главное внимание поискам субсидии. Считаю, что это разумно.

— Я тоже так считаю.

5