Гранд-отель «Европа»

— Само собой, туризм — это бизнес, — продолжал наш шофер и народный избранник. — Начнем с этого. Но давайте сразу признаем, что в этом бизнесе немало подводных камней. Если подумать, сколько миллионов национальный парк Чинкве-Терре зарабатывает на продаже билетов, то вдоль этих тропинок должны стоять золотые перила. На самом же деле они находятся не в лучшем, если не сказать в плачевном, состоянии. Львиная доля денег, которые приносит этот бизнес, не идет бизнесу на пользу, а местному населению — и подавно. Это раз. Говорят, туризм создает рабочие места и здешние жители от этого выигрывают. В какой-то степени это так. Но нужно понимать, речь идет почти исключительно о низкооплачиваемой сезонной работе для неквалифицированного персонала: о вакансиях в ресторанах и отелях. Из одних официантов и горничных стабильную рабочую силу не сформируешь и карьерных перспектив не построишь. Это два. И сразу же перейдем к пункту три: массовый туризм влечет за собой расходы, причем эти расходы не включают в модель заработка, а перекладывают на местный бюджет. Взять хотя бы муниципальные коммунальные службы, или спасательные вертолеты, или карабинеров, которые целыми днями только и занимаются тем, что принимают заявления о пропаже солнцезащитных очков от туристов, подставляющих карманникам свои «бананки». Эти расходы покрываются за счет местных жителей, которых обкладывают налогами, а в это время большая часть прибыли исчезает в карманах узкого круга частных лиц.

Я спросил, не вышел ли, по его мнению, туризм из-под контроля: в Чинкве-Терре попросту слишком много туристов.

— Если спросить меня, — отозвался он, — то ответ очевиден. Их слишком, слишком, слишком много. Но все зависит от того, кому вы задаете этот вопрос. Владельцы ресторанов, отелей и пансионов считают, что мы должны приложить максимум усилий, чтобы заманить сюда толпы новых туристов. И таких местных большинство. Вот в чем проблема.

Клио предположила, что, возможно, проблема решится сама собой, ведь туристы не любят ездить в туристические места. Если сюда будет приезжать достаточно туристов, другие туристы сами начнут избегать этого маршрута.

Шофер засмеялся.

— К сожалению, все как раз наоборот, — возразил он. — Знаете, где главный туристический ад? В раю. Все хотят туда попасть.

— Хотя, по слухам, к вновь прибывшим там предъявляют строгие требования, — сказал я. — Пускают только избранных.

Он проигнорировал мою попытку пошутить.

— По долгу службы я слежу за подобными новостями. Недавно президент Филиппин Родриго Дутерте закрыл для въезда остров Боракай. Когда-то это был классический девственный тропический рай: лазурное море, белоснежные пляжи, колышущиеся на ветру пальмы, деревянные хижины с ленивыми гамаками, тут и там полуодетая дочь рыбака в бикини из морских раковин подносит тебе за бесценок ромовый коктейль в кокосовом орехе — в общем, полный набор. В 2012 году журнал Travel & Leisure провозгласил Боракай самым красивым островом в мире. Что тут началось! Остров подвергся неописуемому нашествию туристов. Филиппины состоят из семи тысяч шестисот сорока островов, но каждому надо, хоть убей, побывать на острове, который официально считается самым красивым в мире. Думаю, все эти туристы прекрасно понимают, что после той статьи в Travel & Leisure они обнаружат на Боракае других туристов, но их это не останавливает, потому что само пребывание на острове для них не так важно, как удовлетворение от возможности заявить, что они побывали на самом красивом острове в мире. Такое не стыдно запостить в «Фейсбуке»! Никакой другой пустынный филиппинский пляж не соберет столько лайков. Вдобавок ты ведь не виноват в том, что одновременно с тобой здесь толпятся другие туристы и мешают насладиться девственной чистотой пляжей! Быть тут — твое право. Туристы — это всегда другие. А то, что они тоже здесь, — следствие плохой работы властей. В 1990 году Филиппины посещало около миллиона туристов в год. Теперь — шесть с половиной миллионов, из них два миллиона летят на Боракай. Президент Дутерте сам туда наведался, чтобы увидеть все собственными глазами, и заявил, что остров превратился в выгребную яму. «В выгребную яму» — так он сказал. И закрыл въезд. «Гейм овер».

Я заметил, что Дутерте — популист с диктаторскими наклонностями.

— Совершенно верно, — согласился таксист. — Он может такое себе позволить, потому что ему наплевать на мнение общественности и интересы местного населения. Если бы мы тут такое выкинули, против нас восстали бы местные рестораторы, владельцы отелей, ассоциация сувенирных магазинов, хозяева пансионов, то есть все местные жители, так что нечего и пытаться.

— Это один из лучших примеров того, — заключил я, — как туризм разрушает то, что его порождает. Все стремятся найти один и тот же первозданно чистый пляж.