Гранд-отель «Европа»

— И все же материальный ущерб тоже налицо, — возразил я. — Антикварная люстра уступила место современному монстру из кристаллов Сваровски, а портрет Паганини — фотографии Парижа. И я ограничился лишь двумя примерами.

— Это вопрос вкуса, маэстро, — заметил Пательский. — Но вы, безусловно, правы. Я привел бы в пример английский паб.

Я позволил себе высказать наблюдение, что массовый туризм, по сути, совсем недавнее явление, и, возможно, поэтому мы не умеем ему противостоять. Это столь новая угроза, что мы еще даже не осознали, что нам что-то угрожает.

— Не желая с вами спорить, я, конечно, обязан уточнить, что туризм существовал всегда, — заметил Пательский. — Геродот в пятом веке до нашей эры отправился в Египет, не имея на это никакой другой причины, кроме собственного любопытства. Во втором веке нашей эры Павсаний написал путеводитель по Элладе, и уже тогда она была воспоминанием, которое приходилось отвоевывать у реальности. Древние римляне отдыхали на водах и курортах, в Байи например. Сенеку возмущало заблуждение, что, отправившись в праздное путешествие, можно оставить треволнения позади. Люди не учитывают, что корень их забот — в голове, а оставить голову дома можно только под страхом окончательного и бесповоротного избавления от забот. Однако это заблуждение и привычка бездумно проводить досуг были, видимо, распространены достаточно широко, чтобы привлечь суровое внимание Сенеки. Но вам это известно лучше, чем мне.

О паломничестве мы, если не ошибаюсь, уже как-то беседовали. А первым современным туристом был, вероятно, великий поэт вашей второй родины Франческо Петрарка, который в 1336 году вздумал забраться на гору Ванту — типично безответственный и бесполезный поступок, которым сплошь и рядом предаются на чужбине путешественники-любители, и единственное, что Петрарка потом, после долгих раздумий, смог сказать в свое оправдание, — это упрекнуть разумных людей, резонно отказывавшихся от подобных авантюр, в равнодушии и нелюбознательности.

Если оставить в стороне паломничество, туризм как светский институт впервые оформился с появлением гранд-тура, вошедшего в моду в семнадцатом веке. Избалованных богатеньких юношей из североевропейских дворянских семей отправляли — с частью семейного капитала и записной книжкой, полной адресов влиятельных знакомых отца в кармане, — в долгое путешествие через Альпы в Италию, колыбель европейской цивилизации, якобы для того, чтобы завершить их образование, а на практике — чтобы порастерять все полученные знания, и некоторым из этих юношей удавалось между хождением по борделям и кабакам посмотреть кое-какие римские руины и пару картин эпохи Возрождения. Думаю, мы и не представляем, какие безобразия творили эти пресыщенные баловни, но приезжало их немного, они сорили деньгами и не испытывали угрызений совести, ибо принимали итальянцев за этаких забавных обезьянок, которые до того деградировали, что забыли всю латынь и теперь общаются с помощью рук. В восемнадцатом и девятнадцатом веках эта стажировка в тавернах и публичных домах европейского юга превратилась в престижный символ статуса, стремление к которому стало еще легче оправдать с тех пор, как в моду вошли теории Винкельмана об абсолютном превосходстве античного искусства.

Однако эти развлечения были эксклюзивной привилегией североевропейской элиты. Лишь с середины девятнадцатого века, когда путешествия стали быстрее, безопаснее и дешевле благодаря паровозам и пароходам, о том, чтобы пуститься в подобный вояж, начали задумываться и представители среднего класса. Из Англии в Средиземное море отправились первые круизы, а Томас Кук стал предлагать организованные железнодорожные путешествия с вокзала Кэмпбелл-стрит в Лестере, в стоимость которых входили питание, экскурсии и гостиницы. В 1890 году агентство «Томас Кук и сын» продало более трех миллионов билетов по всему миру. Но пусть вас не обманывает эта цифра: путешествия оставались прерогативой состоятельных. Шестинедельная поездка по Германии, Швейцарии и Франции для супружеской пары стоила в то время восемьдесят пять фунтов. Сумма не неподъемная, но достаточно существенная, чтобы предположить: такое путешествие окажется в их жизни единственным.

Для широких слоев населения возможность путешествовать становится реальной лишь во второй половине двадцатого века, с ростом числа личных автомобилей. Автомобильные каникулы дешевы, и все же по-настоящему далеко на машине не уедешь. В тот же период наблюдается и стремительный взлет — прошу прощения за напрашивающийся каламбур — гражданской авиации. Дальние путешествия теперь возможны, но стоимость авиабилетов очень высока. Выходит, мы так и не подошли к историческому моменту возникновения массового туризма такого масштаба, который вы небезосновательно сравниваете с нашествием. Так что, несмотря на эту небольшую оговорку, за которую прошу меня извинить, я вынужден признать вашу правоту. Массовый туризм — совсем недавнее явление.

2