Гранд-отель «Европа»

Нет, Илья, пора взглянуть правде в глаза. Разграбление Рима варварами нанесло меньше вреда, чем стада идиотов в коротких штанишках, что заполонили наши города теперь. Мы свидетели последнего и окончательного варварского нашествия на Италию. То, что ты здесь наблюдаешь, — это похороны Европы, и все эти туристы толпятся вокруг, пялятся и фотографируют, не сознавая, что они сами и отправили на тот свет три тысячелетия европейской культуры.

Мы остановились у вокзала, изрыгавшего в хрупкий город свежие партии рюкзаков и чемоданов на колесиках. Клио взглянула на здание и сказала:

— Пойдем?

— Куда бы ты хотела? — спросил я.

— Все равно. Куда угодно. Я больше не могу. Хочу уехать отсюда навсегда.

6

Но мы, конечно, не уехали. Нас удерживали препятствия и обязательства. Нас удерживала жизнь, которую нужно было жить, и конгресс, который нужно было организовать и который в конце концов принял форму круглого стола с меньшим количеством докладчиков, чем Клио поначалу планировала, — директриса Дельфина Балларин отказалась поддержать ее инициативу. Зато докладчики собрались такого калибра, что Балларин имела все основания завидовать своей подчиненной. Чтобы помочь начальнице хоть как-то примириться со своим грядущим успехом, Клио предложила ей почетную роль — выступить с приветственной речью. За директрисой в программе значились Айке Шмидт, директор флорентийской Галереи Уффици, Антонио Паолуччи, директор Ватиканских музеев, Жан Клер, французский писатель и искусствовед, хранитель Общего национального наследия Франции и автор нашумевшей книги о музейном кризисе, и Алессандра Моттола Мольфино, ведущий музеолог Италии, если не всей Европы.

Среди публики, собравшейся в актовом зале Галереи, был и я. Пропусти я это событие, Клио ни за что не простила бы меня, да я и сам не хотел его пропускать. На Клио был сногсшибательный шелковый юбочный костюм от «Армани» антрацитного цвета с жакетом на диагональной застежке и туфли на каблуке марки «Мэд Хэттерс» цвета «феррари». Собралась приличная аудитория. Актовый зал был заполнен на три четверти, не меньше. Я сидел в последнем ряду и заранее гордился Клио.

В своей помпезной речи, по доброй итальянской традиции изрядно затянутой, директриса с блеском прикинулась скромной хозяйкой дома, заранее отмахивающейся от комплиментов ее прекрасной инициативе, дабы поместить в центр внимания именитых докладчиков, которых — хотя они, конечно, не нуждаются в представлении — она обстоятельно представила публике, из всех их очевидных достоинств подчеркнув восхищение, которое высокие гости питали к ней.

Айке Шмидт, директор Уффици, рассказал, что все его внимание по-прежнему занимает вопрос, который стоял перед ним еще при вступлении в должность три года назад, а именно: до неловкости банальная, практическая, но, по сути, неразрешимая проблема очередей. На его попечении находится коллекция самого прекрасного, что сотворило человечество за тысячу лет, но он вынужден посвящать все свое время сокращению очередей у входа в музей. Ситуация была катастрофической, уже когда он приступил к работе. Туристы простаивали в очередях не меньше трех часов и валились с ног от усталости еще до того, как попадали внутрь. И он вынужден честно признать: с тех пор ничего не изменилось. Руки директора связаны. Музей находится в старинном дворце в историческом центре Флоренции, и нельзя просто взять и перестроить его так, чтобы вместить нескончаемый поток туристов. Расширить часы работы директор не в силах: едва Шмидт заикнулся об этом, как профсоюз музейных работников объявил ему войну. Недавно он пригласил на консультацию американских специалистов в области сдерживания толпы и манипулирования ее поведением. Теперь вся надежда на них. Далее Шмидт увлеченно говорил о научной миссии своего музея и музеев в целом, но сам же признал, что в нынешние времена, в первую очередь требующие от музейного руководства умения контролировать массы, с подобными речами он выглядит как ходячий анахронизм.

Антонио Паолуччи оказался изысканным интеллектуалом в возрасте и выглядел так, будто в любой момент может наизусть процитировать Данте, что он и сделал: Tosto fur sovr’a noi, perché correndo / si movea tutta quella turba magna[40], — из восемнадцатого канто «Чистилища», где описывается, как толпы лентяев и празднолюбцев обречены в наказание за свои грехи вечно бегать друг за другом. Этой цитатой Паолуччи открыл свой доклад. Затем он отметил, что если в случае Уффици его уважаемого коллеги Шмидта tutta quella turba magna насчитывает четыре миллиона посетителей в год — безусловно, внушительное количество, — то он, директор Ватиканских музеев, вынужден иметь дело с цифрой в полтора раза больше.