Гранд-отель «Европа»

— Поначалу входило, но теперь твоя ревность — не более чем приятный пустячок в довесок к событию, которое приятно — если не сказать желанно — и само по себе. Скажем так, это было бы вишенкой на торте, не более того. В конце концов, не такая уж ты, Илья, и важная персона.

— Важная, важная, — не согласился Большой Грек. — Он должен стать свидетелем на нашей свадьбе.

Это предложение весьма рассмешило их обоих. Я ответил, что быть свидетелем для меня большая честь. Это рассмешило их еще больше.

— Ты и вправду меня изумляешь, Альбана, — сказал я. — Никогда не думал, что такой яростной поборнице прав женщин покажется забавной мысль подчиниться патриархальному институту брака.

— Ты все-таки ревнуешь, — воскликнула она. — Какая прелесть!

— Мы с вами, господин Пфейффер, оба знаем, — сказал Большой Грек, — что вся эта трескотня о правах женщин на самом деле просто от нехватки внимания. Отдрючь бабу хорошенько — и ни слова о правах больше не услышишь. Разве видали мы с вами, чтобы здоровая баба с удовлетворенной распашонкой между ног была феминисткой? Вот-вот. Так я и думал. Эти хныкалки разевают рот только потому, что во рту у них пусто. О правах женщин можно говорить в единственном числе, потому что право у женщины только одно — на то, чтобы было кому вогнать мощную сваю в ее скважину. А ты как думаешь, цесарочка моя?

— Я все же предпочитаю множественное число, — ответствовала цесарочка. — Чем больше женских прав ты в меня вгонишь, тем счастливей сделаешь, и ты, мой Геракл, прекрасно это знаешь. Известно ли тебе, Илья, что Большой Грек более чем оправдывает свое прозвище?

Она встала из-за стола, села ему на колени и, хотя он только что положил в рот тушеную мидию, принялась целовать его взасос. Невероятно было видеть, что сей Геракл по части переедания, для которого прогулка вокруг дома уже являлась непосильным трудом, стал предметом обожания этого эфемерного создания, которое было еще худосочнее своих стихов, раньше слагалось исключительно из железных принципов и сейчас на моих глазах позволяло колоссальным ручищам взять свое новорожденное тельце в могучие объятия. Похоже, эти двое и впрямь были влюблены. Сыграть такое невозможно. Тот, кто хочет притвориться, старается выглядеть поправдоподобней. Актриса, поначалу написавшая для себя реплики стервы и обманщицы в мстительной комедии, поверила в свою роль и забыла, что все это лишь спектакль. Она по-настоящему влюбилась в коллегу-актера, и мнение публики ее уже не волнует. Я прочистил горло и сказал:

— Прошу прощения, что вынужден вас прервать и отвлечь от этого трогательного единения душ, но я хотел бы заявить вслух, что искренне рад за вас. Такое ощущение, будто вы знаете, что роман, который я пишу здесь, в гранд-отеле «Европа», близок к завершению, и пытаетесь всеми средствами ускорить хеппи-энд. Сегодня памятный день и нам есть что отпраздновать. Предлагаю так и поступить. Быть может, удастся уговорить других гостей устроить вечером праздник.

Идея им понравилась. Пусть праздник будет с размахом. Пригласить нужно всех, даже китайцев. Но для Монтебелло это должно стать сюрпризом, потому что праздник устраивается и в его честь. В первую очередь в его честь. Он все рассказывал об ослепительных торжествах, которые гремели здесь в былые времена, когда по всему отелю слышались шелест бальных платьев и позвякивание драгоценностей. Устроить такое нам, к сожалению, не удастся. Но можно попытаться организовать что-нибудь элегантное специально для Монтебелло. И заодно для них тоже.

— На Крите праздник начинается сам собой, как только зазвучит музыка, — сказал Большой Грек.

Это навело меня на мысль. Я рассказал им о той китаянке, юной скрипачке, которую застал за гаммами. В ее репертуаре, конечно, не совсем та музыка, которую имел в виду Большой Грек, но Монтебелло она пришлась бы по вкусу. Классический концерт в фойе, как в лучшие времена гранд-отеля «Европа», — лучше не придумаешь, поразмыслив, согласились все мы.

4

Утаить предстоящее событие от Монтебелло, конечно, не удалось, потому что готовить фойе и расставлять стулья пришлось им с Абдулом, но что именно планируется, он не знал. Новый управляющий оповестил китайских гостей. Господин Ванг лично пригласил солистку и сделал это так учтиво, что отказаться она не могла. После ужина прозвенел звонок, который обычно в последний раз звучал перед ужином, и в фойе стал стекаться народ. Мажордома, который, дай ему волю, приткнулся бы в темном уголке где-нибудь сзади, мы, несмотря на его сопротивление, усадили в первом ряду.

Публике явилась двенадцатилетняя китаянка со скрипкой. На ней было красное концертное платье с рюшами. В фойе удивленно зашептались, но шепот смолк, как только она взяла первую ноту.