Гранд-отель «Европа»

Пока Клио подробно рассказывала о других структурных проблемах престижного проекта, таких как испарения фонтанов в центральном атриуме, приводящие к неприемлемо высокой влажности в смежных залах, отсутствие реставрационного отдела и библиотеки, а также холодильной установки на погрузочной площадке, в результате которого деликатные картины маслом, прибыв из Парижа в охлажденных контейнерах, сталкивались с термическим шоком температур выше пятидесяти градусов Цельсия, и о многих других катастрофических недостатках, которые уже стерлись из моей памяти, — пока она обо всем этом рассказывала, мы добрались до места назначения.

— А все дело в том, — сказала Клио, — что они хотели начать с чистого листа, не ознакомившись с традициями, без знания которых в таком проекте не обойтись. Традиция — это коллективный опыт. Неопытные дилетанты ошибаются. Нельзя безнаказанно имитировать вековую культуру, поначалу не прожив ее.

Гостиничный комплекс «Каср Аль-Сараб Дезерт Резорт» оказался оснащенной всеми мыслимыми удобствами фата-морганой, имитировавшей элементы традиционной арабской культуры. Внешняя стена была стилизована под караван-сарай с треугольными зубцами и коническими сторожевыми башнями. За ней нас ждало нечто вроде бедуинского шатра с кондиционером, переходящего в роскошный гарем, который вел к просторной террасе с видом на пустыню под знакомым арабским небосводом. Журчали мавританские фонтаны. В коридоре висели черно-белые фотографии шестидесятых годов, призванные доказать, что родители облаченных в традиционные одежды официантов на самом деле носили такие одежды и жили в таких шатрах, как те, что воссозданы здесь руками дизайнеров. Конечно, если мы хотим представить себе тот древний образ жизни, нам следует закрыть глаза на бассейн с плавучим коктейль-баром, но как же без него? То же относилось и к поддельному открытому камину, в котором горели поддельные дрова. Открытый камин в пустыне — одна из самых абсурдных вещей, какие я только видел в жизни. Но эта штука полыхала себе как ни в чем не бывало. По ночам в пустыне холодает, учили нас в школе. Может быть, в этом было дело.

Нас пригласили на террасу и усадили за традиционный арабский низкий столик, однако, дабы избавить западных гостей от неудобной необходимости сидеть по-турецки на протяжении всего ужина, под столом была вырыта яма, в которую можно было опустить ноги, так что сидели мы все равно что за обычным столом, только ниже, на краю ямы. В пустыне угощали рыбой, кольцами кальмара величиной с традиционные арабские сережки и морскими гребешками, поданными в логотипе «Шелл». Звезды мерцали так ярко и утрированно, что это было на грани китча.

— Знаешь, чего я не понимаю? — спросил я у Клио. — Почему эта страна так старается прикинуться туристическим магнитом, которым не является, и строит все эти приманки? Им ведь не нужен туризм, чтобы поднять ВНП. Возьмем хоть твой Лувр. Каких посетителей они надеются привлечь этими миллиардными вложениями? И ради чего?

— Я тоже поинтересовалась, какая у них стратегия коммуникации и маркетинга, на какое количество посетителей они рассчитывают. Никаких стратегий у них нет. Они даже не увиливали от ответа, а прямо заявили, что посетители их не интересуют.

Я нашел это в равной степени шокирующим и непостижимым.

— Мне стало совершенно ясно, — продолжала Клио, — что шейхи построили музей исключительно для себя. И сделали они это не из страстной любви к старому европейскому искусству. На него им тоже, по сути, плевать. В старых шедеврах их интересует только то, что они дорого стоят, как драгоценности и «феррари», и то, что в Европе их много, а у них — нет. Ты видел черно-белые фотографии здесь, в коридоре. Еще несколько десятилетий назад эту страну населяла кучка неграмотных погонщиков верблюдов. А теперь, когда деньги бьют фонтаном посреди пустыни, они борются с комплексом неполноценности, покупая себе статус, которого никогда не имели. Прямо как завистливые мальчишки. Они хотят все, что есть на Западе. «Формулу 1» и шикарные отели они уже купили, а потом обнаружили, что у нас в Европе есть нечто со странным названием «культура». Так что теперь они покупают ее. Если Париж славен Лувром, они покупают Лувр. И ведь они не собираются потом что-то с ним делать. Им просто хочется им обладать, чтобы говорить, что он у них есть. Они откроют его публике, но лишь для проформы, потому что иначе музеем его не назовешь.

Тем временем в пустыне неприятно потянуло холодом. Нам выдали одеяла из верблюжьей шерсти. Заиграла запись воющих койотов.

— Что ж, — сказал я, — во всяком случае, это было интересное приключение. Ведь мы не хотели бы упустить этот опыт — вечная красота арабской души под россыпью звезд. Честно говоря, я рад, что нам не придется переезжать в Абу-Даби. Я не смог бы здесь жить.

— Илья, я приняла предложение.

7